Лоретта Чейз - Вчерашний скандал
— Мы не собирались останавливаться, — сказала она Лайлу. — До самого…
Девушка заглянула в томик Паттерсона.
— До Бантингфорда.
— Я хочу тебе что-то показать, — проговорил Перегрин.
Она наклонилась вперёд и выглянула из-за двери направо, потом налево.
— Здесь не на что смотреть, — заключила она.
За исключением очень красивого мужчины, восседающего на наемной лошади, так, словно она часть его самого.
— Не будь занудой, — сказал он.
— Господи, не будь занудой, детка, — поддержала его леди Купер. — Пусть мальчик покажет, что там у него.
— Я бы пока передохнула, — сказала леди Вискоут. — Мне нужно ненадолго закрыть глаза, не ударяясь и не подпрыгивая. Как болит голова. Должно быть, я что-то съела.
Оливия отвернулась от двери, чтобы взглянуть на них.
— Разве ты не хочешь посмотреть, что он тебе хочет показать? — удивилась леди Купер.
Оливия вышла из экипажа.
Леди наклонились вперёд, чтобы видеть происходящее через раскрытую дверь.
Оливия подошла к нему. Она погладила морду коня, краем глаза отметив мускулистую ногу в непосредственной близости от себя.
— Ты говорила, что тебе никогда не удавалось осмотреть достопримечательности, — проговорил Лайл. — Одна из них находится внизу, если повернуть налево.
Слегка удивившись, Оливия посмотрела на дорожный указатель. Потом перевела взгляд на него.
— Я не собираюсь заводить тебя в укромное место и зверски убивать, — добавил Перегрин. — Не здесь и не сейчас, в любом случае. Если я возьму тебя с собой и вернусь один, дамы могут это заметить. Бэйли точно заметит. Мы отъедем недалеко. Мы бы легко дошли пешком, но на этих просёлочных дорогах будет грязь по колено. Ты можешь поехать на коне Николса.
Оливия протянула руку прежде, чем Николс спешился.
— Нет, оставайся как есть. Я могу поехать позади его светлости.
— Нет, не можешь, — возразил Лайл.
— Мы отъедем ненадолго, как ты говорил, — сказала она. — Нет смысла тратить время на подгонку седла, чтобы я правильно сидела на коне Николса. На подгонку, которую позже ему придётся делать заново. Я могу за минуту сесть позади тебя.
Перегрин посмотрел на неё. Затем посмотрел на Николса.
Несмотря на ливень, камердинер оставался элегантным и невозмутимым. Хотя Николс этого не показывал, но в душе он бы умер тысячу раз, пока подгонял седло под неё. Оливия не видела смысла мучить его. Он её не оскорблял и не обижал.
— Что тебя беспокоит? — спросила она. — Боишься, что я сброшу тебя с коня?
— Слегка опасаюсь, что ты ударишь меня ножом в спину, — ответил Лайл. — Поклянись, что у тебя нет при себе оружия.
— Не будь смешным, — сказала Оливия. — Я бы никогда не ударила тебя ножом в спину. Это бесчестно. Я бы ударила в шею или в сердце.
— Тогда хорошо, — он освободил левое стремя. Оливия поставила свою левую ногу в стремя, ухватила его за руку, оттолкнулась и оказалась позади него.
— Чёрт побери эту девчонку! — воскликнула леди Вискоут. — Я так никогда не умела!
— Ты была шустрой в других вещах, Миллисент, — проговорила её подруга.
Тем временем, Оливия обнаружила, что совершила чудовищную ошибку.
Глава 6
Она, не раздумывая, поступила так, а почему бы и нет?
Оливия обращалась с лошадьми свободно, как цыганка.
Она ездила позади отца бесчисленное количество раз.
Но это был её отец, а она тогда была маленькой девочкой.
Лайл ей не отец. Она ездила за его спиной раз или два, но очень давно, до того, как он стал столь мужественным.
Ей не пришло в голову схватиться за его плащ. Она просто обняла Лайла руками за талию, поскольку так естественно было сделать это.
Теперь Оливия ощущала руками его подтянутую талию, а своей грудью — прямую спину. Она чувствовала, как бедро касается бедра, а нога — ноги, и ритмичное покачивание их тел, пока лошадь ступала по грязной, изрезанной колеями дороге.
Она могла чувствовать, как прямо на глазах рушатся её моральные устои.
Ах, ладно, это всего лишь короткая прогулка, в конце которой её ожидает длинная и нуднаянотация. Которая погасит все эти неудобные и бессмысленные порывы.
Оливия позволила себе прижаться щекой к затылку Лайла и вдохнуть земной запах мужчины, лошади, деревенского воздуха и недавнего дождя, и где-то посреди этой смеси соблазнительный привкус пены для бритья.
Спустя некоторое время Лайл заговорил:
— Интересно, в чём именно Миллисент была шустрой?
— Ничего и близко столь экзотичного, как ты себе вообразил, — ответила она. — Не то что твои гаремные плясуньи, осмелюсь сказать. Ничего акробатического.
— Во-первых, я ничего не воображаю, — поправил Перегрин девушку. — Во-вторых, если ты говоришь о танцовщицах, то они технически не являются гаремными плясуньями.
О, отлично, лекция по лингвистике. Это отвлечёт её разум от буйной мужественности имужского аромата, которые следовало бы закупорить в бутылку и пометить этикеткой с черепом искрещёнными костями.
— Видишь ли, слово «гарем» обычно относится к женщинам дома, — продолжал Лайл. — Хотя в прямом своём значении оно обозначает священное или запретное место. Танцовщицы, с другой стороны…
— Я думала, нам нужно повернуть налево, — перебила его Оливия.
— О, да. — Он повернул обратно по тропинке.
Не слишком торопясь. Возможно, из-за того, как от него пахнет, или от жара его тела, или ото всей мужественности, или, возможно, из-за этой убийственной комбинации, Оливия открыла в себе возрастающий подлинный интерес к правильному значению слова «гарем».
Немного позже они въёхали на луг и направились к небольшой ограждённой части, которая оберегала то, что выглядело как куча камней.
— Вот оно, — проговорил Перегрин.
Когда они подъехали ближе, девушка увидела металлическую пластину, вделанную в камень.
— Скала, — сказала она. — Ты остановил карету и привёз меня сюда, чтобы взглянуть на скалу.
— Это в честь полёта на воздушном шаре, — ответил ей Лайл. — Первый воздушный шар, запущенный в Англии, приземлился здесь.
— В самом деле?
— Были и более ранние заявления, но…
— О, я должна его осмотреть.
Желая спуститься и оказаться подальше от него, чтобы снова обрести ясность в голове, Оливия не колебалась ни минуты. Она оперлась одной рукой о заднюю часть седла, а другой — о бедро Перегрина, готовясь спрыгнуть. Она ощутила это мгновенно, шок столь интимного прикосновения, но было уже поздно останавливаться и абсурдно что-либо делать. Это был самый быстрый и лёгкий способ спуститься вниз.
