Джорджетт Хейер - Фредерика
— Я так и подумал.
— Я не имею в виду даму, которая пришла с ней, милорд. Но там еще трое, которых мне показалось более подходящим провести в библиотеку, чем в гостиную.
Зная своего дворецкого с детства, Алверсток не ошибся, поняв, что гости далеко не профессорского сословия. Другим, не знавшим Уикена, его лицо могло показаться непроницаемым, как у сфинкса, но Алверсток прочитал по нему совершенно ясно, что тот глубоко не одобряет компанию мисс Мерривилл.
— Ну, так кто же они такие? — спросил Алверсток.
— Видите ли, милорд, судя по форме, двое из них какие-то служащие.
— Господи! — сказал Алверсток.
— Да, милорд. Еще там собака, здоровая собака. Я не понял, какой породы.
— Бог мой, и она там? Интересно, какого черта… — он замолк. — Что-то говорит мне, Уикен, что за этой дверью меня ждут неприятности!
— О нет, милорд! — заверил его Уикен. — Я думаю, что собака не такая уж и свирепая.
Он открыл дверь в библиотеку и придержал ее для Алверстока. Тут он пережил небольшой шок: когда Алверсток задержался на пороге, чтобы оглядеть собравшуюся у него в библиотеке компанию, Лафра, лежавший у ног Фредерики, узнал в нем того славного гостя, что нашел и почесал у него на спине то самое место, до которого он никак не мог добраться сам, радостно гавкнул и бросился к нему. В этот момент Уикену показалось, что он хочет напасть на маркиза, а остролицая дама, не обратив внимания на прижатые уши и бешено виляющий хвост, завопила и стала призывать всех присутствующих в свидетели, что она была права с самого начала: эта тварь — бешеная, и надо ее пристрелить.
Маркиз, сдерживая радостные порывы пса, сказал:
— Спасибо, дружок! Я очень рад тебя видеть, но хватит! Сидеть, Лафф! Сидеть!
— Парковые служители многозначительно переглянулись: не было никаких сомнений — собака точно принадлежала маркизу. Фредерика, увидев, что Лафра полностью искупил свое безобразное поведение, поднялась и подошла к Алверстоку со словами:
— О, кузен, вы не представляете, как я рада, что застала вас дома! Эта ваша противная собака втравила меня в такую неприятную историю! И запомните, больше я никогда не пойду с ней гулять вместо вас!
К ее глубочайшему облегчению, он принял это не моргнув глазом и, нагнувшись, чтобы похлопать Лафру, спросил:
— Вы пугаете меня, Фредерика! Что он натворил?
— Рассказать ему об этом попытались сразу трое, хором. Он остановил их:
— Не все сразу, если хотите, чтобы я хоть что-нибудь понял!
Фредерика и фермер помалкивали, но остролицую даму, казалось, не проведешь. Она сказала, что пусть болтают что хотят о барселонских овчарках, если им нравится, но она не верит ни одному слову, и скоро дойдет до того, что нельзя будет спокойно гулять в парке, где на людей набрасываются бешеные собаки.
Маркиз прибегнул к своему самому убийственному оружию: он поднес к глазу монокль. Сильные мужчины бледнели, когда этот монокль был наведен на них. Остролицая же не побледнела, но слова застряли у нее в горле. Маркиз сказал:
— Вы должны извинить меня, мэм: у меня ужасно плохая память, но мне кажется, я не помню, чтобы был знаком с вами. Кузина, пожалуйста, представьте нас!
Фредерика, которая тут же изменила свое первое неблагоприятное впечатление о нем, быстро проговорила:
— Не могу, потому что я понятия не имею, ни кто эта дама, ни зачем она сюда явилась. Просто ей хотелось убедиться, что мы с вами родственники, в чем она сильно сомневалась!
— Мне это не кажется достаточным поводом для визита, — сказал он. — Однако, если по какой-то, совершенно непонятной мне причине вам надо убедиться в этом — пожалуйста! Мисс Мерривилл — моя кузина.
— Мне это совершенно неинтересно, милорд! — ответила она, краснея. — Более того, если бы я не знала, что это мой долг, то не пришла бы сюда! Я поняла, что в тот момент, когда мисс Мерривилл сказала, что она родственница маркиза, эти… эти два низкопоклонника уже были готовы позволить этой бешеной твари перегрызть всех посетителей парка!
Слабые протестующие звуки послышались от парковых смотрителей, но маркиз не обратил на них внимания.
— Я не знал, что он такой опасный зверь, — заметил он. — Надеюсь, вас он не покусал, мэм?
— Я не говорила, что он напал на меня! Но…
— Он не нападал ни на кого! — отрезала Фредерика.
— Ах вот как? Может быть, он не толкал и того маленького мальчика и не напугал всех тех невинных крошек до смерти? Что, нет?
Фредерика рассмеялась.
— Нет, не толкал он малыша. Если честно, то сначала они испугались, а когда поняли, что он собирался с ними поиграть, тут же повеселели. И даже попросили меня привести его завтра опять!
— Он на коров моих напал! — вставил фермер. — И вот вы сказали, что он как бы собирался пасти их, мисс, будто его для того и вывели в Испании! Ничего такого быть не может! Я сам-то в Испании не был и не собираюсь, зачем мне нужны эти иностранцы, но вот что я скажу: коровы есть коровы везде, и ни один олух не научил бы собак разгонять стадо по всей округе, как сделал этот ваш придурочный зверь! Вон мистер Манслоу сказал, прошу прощения у вашей светлости, что он дворняжка, а все, что я могу сказать, так это, что он никакая не овчарка, барселонская или не барселонская!
Парковый служитель, тот, что помоложе, хотел, чтобы его правильно поняли, и, стиснув в руках шляпу, с умоляющим взглядом обратился к маркизу, что он не хотел никого обидеть, но вот мисс сказала, что эта собака барселонская овчарка, чему он никак не может поверить (тут он решительно выдохнул), кто бы это ни утверждал.
— Ну и правильно, — сказал маркиз. — Конечно, ничего подобного.
Он повернул голову к Фредерике и сказал усталым голосом:
— В самом деле, кузина, какая вы непонятливая! Он гончая, а не овчарка! И я сказал вам, не барселонская, а балукистанская! Балукистан, Фредерика!
— О боже! И правда! Как… какая я глупая! — неуверенно проговорила она.
— Смотрители парка не нашли ничего неожиданного в объяснении его светлости, Старший разумно заметил, что это совсем другое дело, а младший напомнил компании, что он с самого начала понял, что собака не испанская! Но молочник не был удовлетворен; и остролицая дама резко сказала;
— Что-то не слышала я про такое место!
— Ну что ж, — сказал лорд, подходя к окну и раскрутив один из двух глобусов, что стояли там, — Подойдите и взгляните сами!
Все последовали его приглашению, а Фредерика с упреком проговорила:
— Если бы вы сказали мне, что это в Азии, кузен!
— Ах, в Азии! — сказал старший из парковых служителей, обрадованный, что его просветили, — Индийской породы, значит.
