Джорджетт Хейер - Фредерика
Лакей никогда не слышал о мисс Мерривилл, кузине его светлости, но упоминание имени мистера Тревора успокоило его. Она, должно быть, и правда кузина его светлости, решил он, хотя непонятно, почему она в такой странной компании и зачем привела парковых служителей и какого-то мужлана в Алверсток-хауз. Также непонятно ему было, что делать с этой разношерстной публикой. Он решил провести в гостиную лишь мисс Мерривилл и даму, что была с ней, поскольку вряд ли его светлость или, еще хуже того, грозный Уикен будут довольны тем, что он впустил в апартаменты и мужскую часть компании.
Он был избавлен от решения этого сложного вопроса величественным появлением самого Уикена. Первый раз в жизни обрадовавшись приходу своего сурового наставника, он поспешил сообщить ему, что мисс Мерривилл, кузина лорда, хочет поговорить с его светлостью!
Лакей Джеймс не мог слышать о мисс Мерривилл, но Уикен, а также камердинер лорда, официант, экономка, его главный кучер знали о Мерривиллах все и обратили внимание на то, что последнее время это было главной темой для обсуждения в кабинете. К тому же спокойствия Уикена никогда ничто не могло поколебать. Он поклонился мисс Мерривилл, бесстрастно оглядел ее свиту и двинулся через холл к библиотеке.
— Его светлости доложат вашу просьбу, мэм. Не будете ли так любезны пройти в библиотеку? И вы, мэм, конечно, — вежливо добавил он, отвесив остролицей даме поклон, подходящий для гувернантки или компаньонки, за которых она могла сойти.
— Спасибо. Этим людям тоже лучше подождать там, — сказала Фредерика.
— Конечно, мэм, если вам так угодно, — ответил Уикен. — Но осмелюсь предположить, что в холле им будет удобнее.
С этим мнением полностью был согласен даже фермер, но Фредерика возразила.
— Пожалуй, нет, ведь им тоже надо поговорить с его светлостью, — сказала она.
Затем она предложила остролицей даме сесть, и Уикен, не выдавая своих эмоций ничем, кроме едва заметного трепетания ресниц, растворил двери комнаты перед остальными.
Тем временем Джеймс поднялся по лестнице и постучал в дверь гардеробной комнаты маркиза. Это был очень осторожный стук. Известно, как неодобрительно смотрит маркиз на тех, кто беспокоит его до полудня; ему пришлось постучать еще раз, чуть громче. Его не пригласили войти, но дверь отворил главный камердинер его светлости; посчитав такое вторжение святотатством, спросил яростным шепотом, что ему нужно.
— Это срочно, мистер Нэпп! — прошептал Джеймс. — Мистер Уикен просил доложить его светлости!
Эти слова подействовали как пропуск. Нэпп впустил его в комнату, но умолял, все еще шепотом, стоять у двери, пока не позовут. Затем он бесшумно вернулся к туалетному столику, за которым сидел лорд, занятый очень важным делом — повязыванием галстука.
Только сестры всегда обзывали Алверстока денди. Он же не допускал в своей одежде никаких крайностей моды, которые делали смешными молодых людей его круга и которые наверняка осудил бы мистер Бруммелль, если бы этот замечательный джентльмен еще мог оставаться образцом вкуса в Лондоне. Мистер Бруммелль по определенным обстоятельствам вынужден был уехать в Европу, жил в безвестности, но влияние его на людей своего поколения не исчезло. Алверсток, будучи на три года младше него, встретился с ним, когда тот был в расцвете молодости, и очень скоро повыбрасывал все свои яркие жилеты, блестящие заколки для галстуков и прочие побрякушки. Мужчина, привлекающий внимание, говорил мистер Бруммелль, это не тот, кто разодет в пух и прах. Ослепительное белье, безупречно сидящий сюртук и хорошо повязанный галстук — вот что отличает светского человека; этих простых правил впредь и стал придерживаться Алверсток, завоевав со временем репутацию самого элегантного мужчины в Лондоне. Он отказался от нелепостей вроде высоких накрахмаленных воротничков, почти закрывающих лицо и не дающих повернуть шею, и создал свой стиль повязывания галстука; сдержанный, но настолько изящный, что вызывал жгучую зависть многих молодых джентльменов.
Джеймс хорошо знал об этом и, поскольку его тайным желанием было добиться должности камердинера, предупреждение Нэппа было излишне. Он не собирался беспокоить маркиза в такой ответственный момент, ему только было жалко, что он не успел увидеть, как ловко сложил лорд ленту из муслина перед тем, как обернуть ее вокруг воротника. Очевидно, это было сделано успешно, раз Нэпп отложил в сторону шесть или семь галстуков, которые держал наготове на случай, если первые попытки маркиза окажутся неудачными. Зачарованный, Джеймс следил, как постепенно опускается подбородок маркиза и образуется нужная форма складок на белоснежном муслине. Как-то раз в минуту откровенности Нэпп сказал ему, будто все, что нужно сделать лорду для достижения идеальной формы складок, это опустить челюсть четыре или пять раз. Звучало это просто и выглядело тоже просто; но интуиция Джеймса в вопросах одежды подсказывала ему, что это было совсем не так уж и просто. Он затаил дыхание, когда совершалась эта операция, и вздохнул лишь после того, как маркиз, критически осмотрев произведение своего искусства, отложил ручное зеркало и сказал:
— Да, так хорошо.
С этими словами он встал и просунул руки в жилет, который поднес ему Нэпп, и взглянул из глубины комнаты на Джеймса.
— Слушаю? — сказал он.
— Прошу прощения у вашей светлости, здесь мисс Мерривилл, хочет поговорить с вами, ваша светлость, немедленно! — объяснил Джеймс. — По очень срочному делу! — добавил он.
Маркиз, казалось, был слегка удивлен, но все, что он сказал, было:
— Вот как? Скажите мисс Мерривилл, что я сейчас спущусь к ней. Сюртук, Нэпп!
— Хорошо, милорд. Она будет ждать вашу светлость в библиотеке.
Сняв с себя этим ловким маневром всю ответственность за отклонение от принятых правил, Джеймс благоразумно удалился. Нэпп заметил, подавая лорду платок, что удивлен, почему Уикен не пригласил мисс Мерривилл в гостиную, но Алверсток, надевая через голову ленту, на которой висел монокль, просто сказал, что у Уикена должны быть на это причины.
— Через несколько минут, элегантный, в темно-синем сюртуке, безупречно облегающем фигуру, светлых панталонах и начищенных до блеска высоких сапогах с кисточками, он спускался по лестнице, внизу которой его ждал Уикен.
— Почему в библиотеке, Уикен? — спросил он. — Разве моя кузина не достойна того, чтобы быть принятой в гостиной?
— Конечно, милорд, — ответил Уикен. — Но мисс Мерривилл не одна.
— Я так и подумал.
— Я не имею в виду даму, которая пришла с ней, милорд. Но там еще трое, которых мне показалось более подходящим провести в библиотеку, чем в гостиную.
