Шелли Такер - Навсегда с ним
— Очень хорошо! — Он покачал головой с выражением искреннего сочувствия — хотя трудно было поверить в его искренность. — Тогда придется отложить сон и ванну на потом: вас ждет масса дел. Напоминаю — это ваш выбор, а не мой.
— Прекрасно. — Селина начала выбираться из кровати. Гастон не пошевельнулся. Она остановилась, ее щеки порозовели.
— Вы, может быть, отвернетесь?
Он остался где был, полулежа на кровати, и своей позой очень напоминал льва на его безрукавке: расслабленного, но в любую секунду готового совершить прыжок. На лице появилась вожделенная улыбка.
— Я вас стесняю? — вкрадчиво спросил он.
Селина проглотила комок в горле. Он снова пытается подчинить ее своей воле. Но теперь не посулами или сладкими речами, а угрозами. Он принимает ее за молоденькую послушницу, вся жизнь которой прошла в монастыре. Хочет, чтобы она смутилась, зайцем бросилась от него, в ужасе перед тем, что он собирается с ней сделать. Хочет, чтобы страх заставил ее сказать что угодно и кому угодно, только бы никогда его больше не видеть.
Однако ее не так просто запугать. Она знала: у него есть веские причины избегать близости с ней. Он не тронет ее, поэтому и нечего бояться.
— Нет, месье, вы меня не стесняете, — как ни в чем не бывало ответила она. — Скорее, я вас стесняю. Мне не хотелось бы быть заподозренной в попытке соблазнить вас. Поверьте, я меньше всего думаю об этом.
— В самом деле?
— Да. Посему, если вы отвернетесь…
— Можете доверять мне, моя милая монашка. Я не настолько очарован вашими прелестями, чтобы потерять голову от одного взгляда на вас.
— Вот и ладно. Напоминаю: это ваш выбор, а не мой. — Селина освободила край простыни, который держала у горла, и встала с кровати, повернувшись к нему спиной.
Она надеялась, что слабый свет очага не даст ему возможности увидеть, как краска стыда залила ее лицо.
Торопясь — но стараясь не показать этого, — она подняла с пола свое желтое бархатное платье и стала натягивать его через голову. Селина прилагала все силы, чтобы выглядеть невозмутимой, — будто одеваться перед незнакомым мужчиной для нее привычное дело.
Однако пальцы отказывались слушаться. Она убеждала себя, что всему виной вчерашняя тяжелая работа, а вовсе не молчаливое присутствие мужчины. Ей никак не удавалось втиснуться в слишком узкое платье, и она вынуждена была помочь себе, вращая бедрами, отчего смутилась еще сильнее.
Все время Селина ощущала на себе пристальный взгляд Гастона, ощупывающий каждый дюйм ее нагого тела. Ну и черт с ним! Пусть наслаждается.
— Откуда у вас шрам на спине?
Селина вздрогнула, замерла, но взяла себя в руки и, продолжая одеваться, ответила:
— Вы все равно не поверите, если я расскажу вам правду.
Наконец она надела платье и, как могла, зашнуровала его на спине, уверенная, что Гастон не придет на помощь.
— Вы всю жизнь прожили в монастыре, — продолжал допытываться он. — Как же вас ранили? Несчастный случай?
— Можно и так сказать. Несчастный случай. Но вас это не должно трогать.
— А меня это и не трогает, дорогая женушка, — быстро отозвался он. — Обычное любопытство.
Надевая свои красные башмачки, Селина повернулась и посмотрела на Гастона. Тот за все время не шевельнулся. Даже самонадеянная улыбка продолжала кривить губы.
Но тело его напряглось, замерло.
А глаза…
Горящий, приковывающий к себе взгляд. Будто в Гастоне бушевало пламя, сжигавшее дотла все, на что он взглянет.
У Селины подогнулись колени, и она с трудом устояла на ногах.
Ей казалось, она уже поняла, что с ней произошло, хотя не могла сказать, когда все началось — эти мурашки на коже, спазмы в животе, краска, по любому поводу заливавшая лицо, жар, от которого плавилось все внутри, при малейшем прикосновении его пальцев… Она не хотела признаваться себе, но ее влекло к этому средневековому самцу, к ее мужу, причем это чувство пряталось так глубоко, что Селина бессильна была ему сопротивляться.
Но до этой самой минуты она не верила, что может произвести на него впечатление.
Теперь же его выдавали и застывшее в напряжении тело, и сверкающие глаза.
Уже через мгновение он расслабился и полностью овладел собой. Он встал и молча поднял с пола какой-то предмет. Это был еще один плащ, который он, видимо, принес с собой.
— Вам понадобится верхняя одежда, — сказал он тихим голосом, который стегнул ее по нервам. — Сегодня вам предстоит работать на улице.
На улице? В такую погоду? Подавив стон, Селина расправила плечи и протянула руки, чтобы взять плащ.
Но он обошел вокруг нее и сам накинул плащ. Застегивая на шее серебряную пряжку, он тыльной стороной ладони задел нежную кожу ее щеки. Селина невольно вздрогнула.
— Уже замерзли, миледи? — прошептал он, дразня ее. — Вы можете передумать в любой момент. — Он приблизил губы к ее уху. — И избавить себя от моего общества.
— Нет, месье, я не могу это сделать.
— Тогда пройдемте со мной, — негромко засмеялся он.
Когда Селина под непрошеным караулом черного рыцаря вышла из замка, небо на востоке едва начало светлеть. Каждый ее шаг отдавался болью в утомленных мышцах, а когда она зевнула, изо рта вылетело белое облачко пара.
Хотя вчера ночью она ненадолго выходила во двор набрать соломы, но именно сейчас она заметила, как по-другому выглядит все вокруг. В ее время пространство было освещено фонарями: гаражи, тщательно подстриженные газоны, пешие тропинки, подъездные дорожки. Сейчас ничего этого не было, а был лишь снег и несколько наспех срубленных построек, еле видных во мраке.
Даже воздух был другим. Чище. Морознее. Каждый вдох обжигал легкие. У нее закружилась голова от избытка кислорода или чего-то еще, содержавшегося в этом волшебном воздухе. Даже когда она со своими кузинами ездила кататься на лыжах в Шамони или в Валь-д'Изер, ей не приходилось дышать таким чистым воздухом. Как это не похоже на гадкую смесь дизельных и бензиновых выхлопов, к которой она привыкла в Чикаго!
«Один — ноль в пользу средневековья!» — жалея своих современников, подумала она.
Плотнее завернувшись в плащ, Селина семенила за Гастоном. Ей даже не предложили завтрака, но ничего, в конце концов, можно протянуть до ленча, когда она съест кусок мясного пирога, над приготовлением которого билась в прошлую ночь.
Селина решила не проявлять слабости, не давать этому мужлану повода для злорадства. Она не может выполнить его требование, высказываемое с такой настойчивостью. И чем скорее он поймет это, тем лучше. Когда до него дойдет, что, превратив ее в Золушку наоборот, он не получит желаемого признания, возможно, он сдастся.
