Джулиана Грей - Чтобы встретиться вновь
– Расскажите только то, что вам хочется, – попросил он.
Она снова перевела взгляд на Филиппа.
– А о чем тут рассказывать? Мне нужно было выкинуть вас из головы. Я должна была это сделать. Уж этим я была обязана лорду Сомертону, да и самой идее супружества. Я думала… в общем, я, конечно, знала о его репутации, но была слишком наивной и не понимала, что это значит. Чем люди занимаются в постели и что это за собой влечет.
– Наверняка нет! – воскликнул Роланд. – Вы не могли быть настолько невежественной.
Она кинула на него загадочный взгляд.
– Об основной технике я знала. Но не обо всем прочем.
– Вы имеете в виду – о лучшей части. Бог свидетель, я представлял себе это с вами.
– В самом деле?
Неужели в ее голосе прозвучала нотка кокетства? Все нервы Роланда напряглись. С этим он обращаться умел. Это его территория.
– Моя дорогая Лилибет, – протянул он. – Если бы вы только знали, какие сладострастные мысли возникали у меня в голове, когда я кружил вас в танце по тем чертовым бальным залам, вы бы выплеснули мне в лицо свой лимонад.
Она не засмеялась, не выгнула бровь, не подыграла ему. Молниеносно взглянув на Филиппа, она снова обратила свой взор на Роланда, и что-то в ее глазах заставило его податься вперед, попытаться прочесть то, что скрывалось в мягкой голубизне этих глаз. Ностальгия? Желание?
– Вы бы удивились, – произнесла она. – Я бы с восторгом выслушала эти ваши мысли. В конце концов, у девушек тоже есть желания, даже если мы не знаем точно, о чем тоскуем и к чему стремимся.
– Значит, вы думали о том же самом? – Вот теперь он не флиртовал. Он с трудом выговорил эти слова.
Лилибет ответила не сразу. Она изучающе посмотрела на него, что-то обдумывая, и только потом сказала:
– Не совсем. Уверена, в те времена я была куда невиннее, чем вы.
Он поколебался.
– Верно.
Она вздохнула. Ее груди вздымались и опускались под аккуратным высоким вырезом фиолетового лифа.
– Это нечестно, правда? Если бы вы высказались, если бы мы поженились, я пришла бы к вам невинной, чистой, как лилия, а вы… – Она не договорила, словно оставив предположение висеть в воздухе, и потянулась за вареным яйцом.
Он уставился на свои руки.
– Клянусь вам, Лилибет, с той минуты, как мы встретились, я даже не помышлял ни о какой другой женщине. Только вы, все то лето. И если бы мы поженились, я бы никогда… в нашей постели не появлялись бы призраки, и не было бы никаких других, никогда.
Она откусила от яйца, положила его обратно на салфетку и заговорила, причем голос ее сочился сарказмом:
– О, вот как раз это вы, мужчины, всегда и говорите. Все эти обещания вечной верности. До нашей свадьбы Сомертон тоже высказывался примерно в этом духе, и я помню, как удивилась – неужели об этом вообще нужно говорить? Я-то знала, что никогда его не обесчещу, и предполагала, что и с ним ничего подобного не произойдет.
– А.
Ее щеки начал заливать слабый румянец, и это ей очень шло.
– Я старалась изо всех сил. Старалась полюбить его. Позволяла ему… когда он только пожелает…
Роланд стиснул у себя за спиной пучок травы. Затем взял еще кусочек сыра и повернулся к озеру. Это не помогло – в залитых солнцем водах возник ее образ, ее гибкое обнаженное тело, сплетенное с коренастой тушей Сомертона. Нравилось ли ей это? Возбуждал ли ее Сомертон, мог ли удовлетворить? Может, она лежала пассивно или сама побуждала его к действиям, садилась на него верхом, ласкала губами?
Лилибет продолжала бесстрастно, излагая только факты:
– Я… я забеременела сразу, и после первого месяца муж вроде бы подумал… как только доктор все подтвердил, полагаю, он решил не рисковать. Он очень сильно хотел наследника. – Голос ее звучал сухо, прозаично. Подул ветерок, пошевелил выбившийся на лоб локон. Она рассеянно заправила его за ухо. – Я была такой дурой – думала, что он ради меня жертвует собой. А потом он… я знала, что аппетиты у него… – Она откашлялась. – Поначалу он все скрывал. И только когда родился Филипп, я осознала правду. Точнее, ее масштабы.
Будь оно все проклято. Что хуже – воображать ее в постели с Сомертоном или представлять, какой стыд она испытывала от его распутства?
– Сочувствую, – прошептал Роланд. Нежность в его голосе сильно противоречила бушующей в нем ярости. Ему хотелось сразиться с Сомертоном – не на пистолетах, не на мечах, ничего такого благородного. На кулаках! Хотелось ощутить, как ломается его челюсть, как нос превращается в крошево.
Лилибет между тем продолжала:
– Я высказала ему все. Мы ужасно поскандалили. И мне ответили, во вполне определенных выражениях, чего я могу ожидать от своего супружества. А после этого… Что такое, милый?
Роланд поднял глаза и увидел Филиппа. Тот, широко распахнув от возбуждения глаза, мчался к ним от берега.
– Мама! – Он помахал у нее перед лицом камнем. – Я нашел золото!
– О, дай-ка я посмотрю! – Лилибет одним грациозным движением встала с земли и взяла у Филиппа камень. – Вы только посмотрите! Поразительно! Как он сверкает!
– Это настоящее золото, мама, правда? Такое же находили в Калифорнии, да?
Она внимательнее взглянула на камень, подняла его повыше, к солнцу, покрутила туда-сюда, сосредоточенно сдвинув брови.
– Да, так и есть, Филипп. Думаю, это оно. Просто представить не могу, что это еще может быть. И такая богатая жила! Ты нас обогатил!
Его лицо сияло. Он повернулся к Роланду.
– Посмотрите, ваша милость! Золото!
Лилибет улыбнулась и протянула Роланду камень.
– Видите?
Роланд взял камень и тоже покрутил. Полоска искристого пирита шла от центра по одной его стороне. Он взглянул на нетерпеливое, страстное лицо Филиппа, на темные глаза той же формы и оттенка, что и у Сомертона. Не особо привлекательный мужчина этот Сомертон: грубая кость, оливкового цвета кожа, мрачные черты. Филипп в основном пошел в мать, но глаза выдавали его безошибочно. Они напомнили Роланду тот последний раз, когда он виделся с Сомертоном в его клубе. Граф предпочитал проводить время с несколькими своими дружками, такими же пьяницами и распутниками, как он сам. Не будь они пэрами, всех бы оттуда выгнали и занесли в черный список. Впрочем, они и так стали париями, поэтому до глубокой ночи играли на деньги в отдельной комнате, невидимые большинству членов клуба, а потом расходились по тем притонам, где их принимали.
Но в тот вечер, вскоре после Нового года, члены клуба в основном разъехались по своим загородным имениям, а Роланд, спрятавшись за газетой, сидел в полумраке библиотеки, пахнувшей дорогой кожей, потягивал шерри и ждал коллегу, чтобы переговорить с ним конфиденциально. Внезапно он ощутил, что кто-то нависает над ним, сложил газету и обнаружил Сомертона, злобно сверкавшего на него этими самыми холодными черными глазами. «Могу я чем-нибудь помочь, старина?» – вежливо спросил Роланд. Сомертон окинул его взглядом с головы до ног, отрезал: «Нет», – и с аккуратно разглаженной «Таймс» уселся в кресло с подголовником в другом конце комнаты. Воздух вокруг него словно потрескивал от враждебности. Вскоре появился Макдугал, и Роланду удалось обменяться с ним нужной информацией, не нарушая секретности, но где-то на заднем плане все время чувствовалась раздражающая тяжесть черных глаз Сомертона – до тех пор пока через четверть часа тот не встал и не ушел.
