Констанс Холл - Мой дорогой герцог
– Опять-таки благодаря прислуге. И ты допустил, чтобы девушка ела на кухне?
– Да, – ответил Эдвард, отправив в рот очередной кусок холодного мяса.
– Тогда забудь о моем обществе, потому что я буду есть вместе с ней.
– Держись от нее подальше, Джереми.
– Почему? Ты хочешь ее?
– Нет. Она влюблена в другого.
– Надо же! – Джереми зажег трубку, в его глазах сверкнул дьявольский огонек.
– Я не позволю тебе с ней развлекаться.
– Ты обижаешь меня, Эдди. Я не соблазняю девственниц. Кстати, ты сказал Келси, зачем привез ее сюда? – Джереми выпустил кольцо дыма.
– Скажу, когда придет время. – Когда Келси узнает о своем прошлом, она будет поражена. Он хотел разделить с ней боль, насколько это возможно. Потом придут деньги и она начнет новую жизнь. Он пока не готов ее отпустить. Ее присутствие благотворно действует на него.
– Лучше сделай это до того, как она достигнет совершеннолетия и поверенный ей сообщит, что она наследница.
Эдвард посмотрел в тарелку и неожиданно потерял аппетит.
Глава 7
Незнакомые голоса разбудили Келси. Она не сразу поняла, где находится. Ей снился какой-то странный сон. Она была вся в поту.
Голоса стали громче. Но разобрать слов она не могла. Низкий голос принадлежал женщине. Опять, наверное, у него свидание с любовницей. Келси зажгла свечу и выбралась из постели. Ее взгляд упал на часы, стоящие на камине. Было два часа ночи. Келси на цыпочках подошла к двери, соединяющей ее комнату с комнатой Солфорда, приложила к ней ухо.
Крики прекратились. Дверь дернулась. Кто-то прошел по коридору и подергал другую дверь.
Келси задула свечу, снова легла в постель и закуталась в одеяла.
Минуту спустя до нее донеслись первые аккорды «Турецкого марша» Моцарта. Келси снова вскочила с кровати.
Моцарт перевернулся бы в гробу, если бы услышал, как кто-то барабанит по фортепьяно с такой силой, что того и гляди разобьет инструмент.
Она уставилась на смежную дверь.
– Салфорд, – процедила она сквозь зубы. Может, у него очередной приступ из-за ссоры с любовницей? Она легла, положив подушку на голову. Но все равно слышала шум. Прижала подушку к ушам – шум прекратился.
Ну, все, кажется, он успокоился. Она сняла подушку с головы.
Салфорд снова забарабанил по клавишам. На этот раз он взялся за «Лунную сонату» Бетховена.
Зная, что она не уснет, пока не скажет ему, что это бесстыдство, Келси снова зажгла свечу и выбралась из постели. Надела халат, прошла через маленькую ванную, подошла к двери напротив и, попробовав замок, поняла, что она не заперта.
Келси рывком открыла дверь, поискала глазами Салфорда. Огромных размеров кровать из красного дерева пустовала, на столике рядом с кроватью горел канделябр. Массивные резные стулья, стол, кресла, бургундские шторы и обои – все было в темных, мрачных тонах.
Звуки доносились из-за двери в противоположном конце комнаты. Келси устремилась к ней, открыла, вошла и захлопнула за собой.
Тишина.
Эдвард сидел за фортепьяно в другом конце комнаты. От неожиданности Келси выронила свечу, и все вокруг поглотила кромешная тьма.
Она уже раскаивалась в том, что ворвалась в его логово.
Келси вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда они оказались в темноте.
– Что, черт возьми, вы делаете в моих покоях?
Он сказал это довольно мягко, но она подскочила от испуга. Зацепилась за что-то и едва сохранила равновесие. Когда она почувствовала мягкую ткань между пальцами, она поняла, что споткнулась о диван или кресло или что-то в этом роде. От боли она осмелела и выпалила первое, что пришло в голову:
– Вы всегда сидите вот так в темноте? Какая глупость!
– Не ваше дело! А теперь уходите к себе!
– Но это мое дело. Вы заботитесь только о себе! Я не могу спать, если вы барабаните по клавишам, буквально издеваясь над Моцартом и Бетховеном.
– Значит, моя игра мешает вам спать?
– Еще бы!
– Ко всем вашим талантам у вас еще и прекрасный слух, если вы услышали мою игру с другого этажа.
– Я не на другом этаже, а в соседней комнате.
– Рядом с моей! – прорычал он.
Она с трудом скрывала нахлынувший на нее страх.
– Уоткинс на время поместил меня в эту комнату, но если вас это беспокоит, я немедленно покину ее. Прямо сейчас.
– Подождите!
– Зачем? Чтобы вы рычали на меня в темноте? Я слишком устала, а вы в плохом состоянии.
Келси уже взялась за ручку двери, но Эдвард сказал:
– Вы пожалеете, мисс Келси, если покинете эту комнату, все равно я пойду за вами. – В его голосе звучали теплые, бархатисто-мягкие нотки. Он снова начал играть, на этот раз Бетховена. Играл великолепно, с вдохновением.
Его игра гипнотизировала ее так же, как сам исполнитель. Он сказал, что пойдет за ней, и выполнит свое обещание. Интуиция подсказывала ей, что Эдвард никогда не причинит ей зла, однако она не сомневалась, что он снова попытается ее соблазнить. Но этого она ему не позволит.
Она никогда не имела дела с умалишенными, но была уверена, что, если не будет перечить ему, выберется отсюда целой и невредимой.
– Вы прекрасно играете.
– Неужели? – В его голосе сквозило самодовольство.
– Не теряйте над собой контроля, и ваша игра станет еще прекрасней. И приступы прекратятся.
Он рассмеялся. Весело, громко.
– Напрасно вы так легкомысленно относитесь к вашей болезни. Даже видите в ней что-то забавное.
– А вы не видите?
– Я не настолько бессердечна, чтобы смеяться над чужой бедой.
– Над моей вполне можете смеяться, потому что ненавидите меня.
– Вы плохо меня знаете. Я стараюсь не замечать недостатков людей, которые меня окружают.
– Но во мне вы видите одни недостатки.
– Ошибаетесь, – взволнованно произнесла Келси и уже спокойно добавила: – Обидно, что вы обо мне так думаете.
– Но вы должны признать, что ненавидите меня.
– Это не ненависть. Просто вы мне не нравитесь. Скажем так.
– Согласитесь, что это вежливая форма ненависти.
– Хорошо, считайте, что я вас ненавижу. Теперь вы довольны? – Теряя терпение, Келси шагнула к нему, наткнувшись на что-то, ушибла ногу и вскрикнула.
– Вы в порядке?
Музыка смолкла. Он направился к ней. Она попятилась, выставив в темноту руку.
– Не подходите ко мне, я в порядке. Слишком поздно. Он подхватил ее и поднял.
– Что вы делаете? – Она попыталась разомкнуть его руки. – Отпустите меня.
– Не волнуйтесь, я знаю, что противен вам, и больше не буду приставать. – Эдвард осторожно опустил ее в кресло. Она вздрогнула, когда его пальцы коснулись ушибленной ноги, и спросила:
– Как вы догадались, какую ногу я ушибла?