Бертрис Смолл - Возраст любви
— Ему необходимы шоссы и чистая камиза, иначе получится, что я зря его мыла.
— Верно, — согласилась Горауин. — У меня есть камизы и шоссы твоего отца. Тогда он был моложе и не таким грузным. Я хранила их для Бринна, но мы можем выделить кое-что и твоему мужу. Пойдем со мной.
— Лучше я предупрежу его, а то он опять натянет грязную одежду, — возразила Аверил и побежала в купальню.
— Не одевайтесь, господин, — попросила она Риса, который в это время старательно сбривал бороду. — Я принесу вам одежду и велю слугам почистить котт и башмаки.
И не успел он ответить, как она уже исчезла. Башмаки Аверил отдала слуге с наказом хорошенько почистить, смазать жиром и отнести в купальню, котт поручила служанке, а сама поспешила к матери, улыбаясь при мысли о том, что скажет муж, когда слуги без стука ворвутся в купальню.
А Горауин тем временем отправилась в солар, где любили собираться женщины, и из стоявшего в нише сундука вынула прекрасную льняную камизу.
— Думаю, это подойдет Рису, — заметила она и, нагнувшись, вытащила шоссы.
— Отдай его старую одежду в стирку, а это можешь тоже взять.
— Спасибо, мама, — шепнула Аверил и вернулась в купальню, чтобы помочь мужу одеться.
Слуги еще не принесли ни башмаков, ни котта. Рис уже успел побриться.
— Ты красив, — выпалила Аверил. — Сестры говорили мне, а теперь я вижу сама. Возьми чистую камизу и шоссы. Теперь они твои. Надевай, пока мы ждем слуг.
Она позволила себе украдкой скользнуть по нему взглядом. До чего же огромен! Настоящий великан. Мускулистый, стройный, с красивым, гордым лицом.
Рис натянул камизу и сел на трехногий табурет, чтобы надеть шоссы.
— Где ты это нашла? — удивился он.
— Когда-то их носил мой отец, но они стали ему малы. Вот матушка и приберегала их для Бринна. Но сказала, что, поскольку ты теперь ее сын, дарит их тебе.
— Твоя мать ослепительно красива. А ты очень на нее похожа. Она из дома Тьюдров?
— Да. Я происхожу из хорошего рода. Тебе нет причин стыдиться меня. По правде говоря, по рождению я стою выше своей законнорожденной сестры Майи, хотя никогда не упомяну об этом вслух, — объяснила Аверил.
Рис хотел что-то ответить, но тут дверь отворилась и вошла служанка с коттом и башмаками. Протянув их Аверил, она присела и удалилась.
Аверил отдала мужу башмаки.
— Надевай. Вижу теперь, что они не из такой уж грубой кожи, как мне показалось. И котт голубой. Раньше я не могла различить цвет из-за пыли. Но он очень поношенный, господин. Есть ли у вас в Эверли ткани? Тогда я могла бы сшить новый. Ты управитель обширного поместья. Не пристало такому человеку выглядеть жалким бедняком.
— Но я и есть бедняк, — напомнил он. — Эверли принадлежит моей сестре.
— Но за мной дают скот, овец и пятнадцать серебряных пенни! Так что теперь ты не бедняк и должен получить новый котт.
Рис засмеялся:
— Удивительно, что, несмотря на свою поразительную красоту, жена, ты наверняка будешь заботиться обо мне и наших детях. В тебе нет ни излишней гордости, ни надменности. Моей сестре есть чему у тебя поучиться. Рон, ее старая няня, не сможет сделать из Мэри настоящую леди, зато ты сможешь.
— Но я действительно высокомерна, господин, только когда это требуется, — призналась она.
Он снова засмеялся и одернул котт. И в самом деле ткань уже просвечивает. Неплохо бы иметь новый.
— В Эверли много материй, моя красавица валлийка. И пока в тебе будет зреть наш первый ребенок, ты успеешь сшить мне новую одежду.
— Даже хорошо воспитанная девственница знает, что для того, чтобы получить ребенка, недостаточно одного желания, — чопорно заметила Аверил, хотя на губах играла легкая улыбка.
Рис схватил ее в объятия и принялся целовать.
— Сегодня ночью, жена, тебе предстоит многому научиться. Но сейчас нас ожидают в зале за свадебным столом.
Раскрасневшаяся Аверил тем не менее нашла в себе силы прошептать:
— Тогда пусти меня, Рис Фицхью.
Что же, может, брак с этим человеком окажется не таким уж неудачным? Пусть он не знатный лорд, но все же настоящий мужчина, а это чего-то да стоит.
Глава 5
Войдя в зал, Аверил и Рис увидели, что семья уже собралась и ждет. Обычно обед подавали в полдень, но сегодня Мирин выслал гонца, чтобы предупредить о своем возвращении. Поэтому леди Аргел отложила обед, а кухарка тем временем успела приготовить еще несколько блюд, ибо мужчины ели куда больше, чем остававшиеся в замке женщины и дети. Все уселись на предназначенные для них места. Аверил и Рис устроились справа и слева от лорда Дракона. Леди Аргсл сидела по левую сторону от невесты, рядом с Роджером Мортимером, Майей и Исбел. По левую сторону от жениха сидели лорд Мортимер, Бринн и Джуния.
Случайно забредший бродячий монах-цистерцианец, попросивший на ночь приюта у лорда Дракона, благословил обед и молодых. К удивлению Риса, слуги расставили перед обедавшими блестящие оловянные тарелки и разложили такие же ложки, Он раньше никогда не видел такой посуды, хотя слышал о ней. Правда, тарелки подавали только на высокий стол. Остальные довольствовались корками караваев. Слуги принялись разносить серебряные блюда с едой: вареной форелью на листьях кресс-салата, жареными каплунами и олениной и кроличьим пирогом в густой коричневой подливе. Нашелся и последний летний горошек. Все это заедалось свежим, еще теплым хлебом со сливочным маслом. Слуги разливали вино в оловянные чаши. Десертом послужили сыр, груши, сахарные вафли и желе.
Когда ужин наконец закончился, гости за высоким столом вымыли руки в чашах с душистой водой, принесенных слугами. Другие слуги собирали хлебные корки, чтобы раздать бедным, собравшимся у двери, выходившей на огород. Лорд Мортимер был поражен гостеприимством и изысканностью приема, совершенно такими же, как в самых знатных английских домах, а в некотором отношении даже лучше.
Дочери лорда Дракона встали и принялись развлекать гостей. Как большинство валлийцев, они были очень музыкальны от природы. Аверил играла на телине, кельтской арфе, Майя — на пибгорне, тростниковом инструменте, принятом у валлийцев. Джуния больше любила блок-флейту, игру на которой чередовала с игрой на маленьком раскрашенном барабане и цимбалах или колокольчиках. Последними она трясла в такт музыке. Из всех сестер она была самой одаренной.
За окнами стемнело, и сумерки быстро сменились ночью. Посуду давно убрали, все столы, кроме высокого, сложили и поставили к стене вместе со скамьями. В большом очаге пылал огонь, прогоняя вечернюю сырость и холод. Разлегшиеся перед очагом собаки мирно храпели. Мужчины тихо беседовали между собой. Тем временем Горауин потихоньку подошла к дочери.
