Эсмеральда Сантьяго - Завоевательница
Часть пути они двигались вереницей, причем Рамон и Иносенте старались, чтобы Ана ехала между ними. Собаки бежали с двух сторон от лошади Северо, вглядываясь в заросли, и лаяли, заметив невидимую людям опасность. Периодически то один, то другой пес кидался в кусты, но по свисту Северо они послушно возвращались на место. «Словно мопсы Хесусы», — пришло в голову Ане.
Пепе с рабами, Алехо и Курро, замыкали шествие. Пепе ехал на муле, а чернокожие, тащившие саквояжи и свертки, шагали босыми ногами по неровной каменистой тропе. Как только вошли в лес, троица сразу отстала. Пепе подгонял Алехо и Курро, но его голос все отдалялся и наконец совсем затих среди шуршания листьев и крика попугаев.
Только что путешественники были в лесу, и вдруг перед ними открылась равнина. Все вокруг переливалось всеми оттенками зеленого цвета — от бледного, почти желтого, до темно-оливкового. Тут и там колыхались на ветру островки серовато-лиловых метелок.
— Это гуахапа, — пояснил Северо, — цветок тростника, который показывает, что стебель пора срезать.
На горизонте с запада на восток протянулись пологие холмы — поля, перелески. Не занятую сельскохозяйственными посадками землю покрывали леса. По всей долине тут и там вздымались в небо дымовые трубы.
— Почему дым идет не из всех труб?
— На этих плантациях тростник не созрел или не хватает рабочих рук для сбора урожая, а может, хозяева перестали заниматься делом или бросили землю вместе со всем, что на ней находится.
— Просто бросили? — не поверил Иносенте.
— Некоторые так делают, — ответил Северо. — Труба без дыма во время сафры означает, что дела у хозяев идут неважно.
— С нами такого не случится, — убежденно заявил Рамон. — Наши трубы будут дымить круглосуточно.
Все засмеялись, чуть нервно, пока Северо не показал на группу построек слева от них.
— Ветряная мельница вон там перемалывает ваш тростник, и, как видите, труба дымит, — успокоил он новых хозяев.
— Вот эта? — уточнил Рамон.
Северо кивнул.
— Гасиенда Лос-Хемелос, — произнес Иносенте.
У Аны перехватило дыхание. На холме стоял ветряк, а рядом труба извергала в лазурное небо клубы дыма. Слева от ветряка на огороженном выгоне пасся скот. А за ним виднелись жилые постройки плантации. До них оставалось еще несколько километров.
Она стремилась сюда, точно не зная, где находится это место и как выглядит, но теперь гасиенда Лос-Хемелос предстала перед ее взором и звала к себе. Ане хотелось поскорее туда попасть, потрогать плодородную землю, вдохнуть ее запах и даже попробовать на вкус. Задолго до того, как они прибыли на Пуэрто-Рико, девушка уже не сомневалась, что полюбит эту землю и будет любить всю свою жизнь. В восемнадцать лет она достигла конца путешествия, которое в то же время было началом, и уже решила, что это цель всей ее жизни. «Я здесь», — сказала Ана себе. «Я здесь», — сказала она ветру, который перебирал и волновал гусосана.
«Я здесь», — сказала она ясному простору неба, мерцанию воды в лужах, окаймлявших тропу, стаям птиц над головой. «Я здесь», — повторяла она снова и снова, и внезапно ее охватил ужас перед тем, что ожидало впереди. Ана встряхнула головой, прогоняя страх, и перекрестилась. А потом, спускаясь с холма к тростниковым зарослям вслед за Рамоном, Иносенте и Северо, прочитала благодарственную молитву и попросила у Господа сил и отваги.
Созревшие стебли сахарного тростника были выше двух метров, поэтому, спустившись в долину, Ана и ее спутники сразу перестали видеть что-либо за гуахана.
— Здесь уже можно срезать! — крикнул Северо, обернувшись. — Меньше половины полей засадили от тех, что могли бы, но рабочих рук все равно не хватает.
Мачетерос должны дойти до этого места завтра после полудня.
Было еще только утро, а влажный воздух в долине уже раскалился и дрожал над землей струящимся маревом. Ветер свистел в тростнике, с резкими щелчками хлопали острые листья. Непрерывно шныряли туда-сюда, пугая лошадей, белохвостые крысы. Пахло зеленью, влажной землей, дымом и сладостью, пропитывавшей все вокруг.
Шихх-шахх-шахх-швах! Шихх-шахх-шахх-швах!
Ана услышала эти ритмичные звуки еще до того, как увидела мачеторос.
Шихх-шахх-шахх-швах!
Они подъехали к полю, где работники перерубали длинные побеги возле самой земли одним ударом мачете, обдирали листья и складывали стебли в груды. Женщины и подростки собирали их в вязанки и бросали на дощатые настилы повозок, запряженных волами. Тяжелые удары становились все глуше по мере того, как росла гора тростника. Всякий раз, когда волы мотали головой, звенели колокольчики. Работники пыхтели. Надсмотрщик кричал. Колеса скрипели. Однако именно звук ударов мачете, перерезавших тростник, пробирал Ану до самого нутра.
— Вы видите, несколько куэрдас уже убрано, — сказал Северо. — Мачетерос оставляют около пяти сантиметров стебля, из которых вырастает новый тростник.
Ана с близнецами и управляющим ехали дальше, и надсмотрщики на лошадях приподнимали шляпы, приветствуя их, но, как только резчики распрямлялись, чтобы бросить взгляд на новых хозяев, проклятия, угрозы, удары и грубые замечания тут же восстанавливали рабочий ритм.
Рамон и Северо двигались впереди, а Ана с Иносенте следовали за ними. Северо объяснял что-то Рамону; Ана слышала только часть его слов, а остальное угадывала. Она удивилась, узнав, какие огромные площади требуются не только для выращивания тростника, но также и для переработки его в сахар.
Она читала записки путешественников по Вест-Индии, например Джорджа Флинтера, чья книга произвела огромное впечатление на Рамона, Иносенте и дона Эухенио. Ана делала пометки на полях отчетов, составленных владельцами плантаций с Испанских и Британских островов, изучала их приемы и способы управления. Однако, окидывая взглядом широкие просторы, она понимала: мало что пригодится ей в новой жизни. Все ее чувства обострились, и теперь она осознавала, насколько отвлеченными были ее изыскания. Реальность с первого взгляда оказалась знакомой и в то же время абсолютно чужой.
Еще до полудня они въехали на главный двор, батей, который был словно охвачен лихорадкой: туда-сюда сновали женщины, мужчины, повозки, волы, мулы, дети, лошади, собаки, свиньи, козы и цыплята. Терракотовая земля была завалена тростниковым мусором — листьями и обрубками стеблей. Мухи роями вились возле повозок, груженных тростником, вокруг людей и животных. В воздухе был разлит приторно-сладкий аромат кипящего сиропа. Пепел из трубы тонким серым слоем покрывал все вокруг, включая суетившихся работников, оборудование, животных, и образовывал серую пену на поверхности пруда, из которого наполняли лохани, чтобы поить скот, и брали питьевую воду для рабов.
