Настасья Бакст - Запретное влечение
Юлия подумала, что ей придется назначить начальником охраны грека Василия, единственного из отряда, с которым она была более-менее знакома, и то, только из-за того, что Василий, служивший в доме Квинта, был влюблен в Лито. Несчастный грек очень тяжело пережил ее смерть. Рабы говорили, что он напился в одной из таверн, и кричал, что когда-нибудь убьет Клодию Приму. а кости ее выкинет собакам. Однако, когда Юлия послала Тоф за Василием, та вернулась с сообщением, что тот уже уехал, так как собирался осмотреть корабль, чтобы убедиться в надежности его охраны и команды.
— Ну что ж, назначу позже. Можешь идти собираться, через полчаса мы отправляемся на пристань.
Когда повозка Юлии, окруженная охраной, подъезжала к кораблю, девушка и подумать не могла, что за ней внимательно наблюдают полные ненависти глаза Неле.
Как только дочь Квинта, ее охрана и вещи были размещены на корабле, а гребцы устроились на своих местах, начальник отряда, который охранял почтовую галеру, дал команду начинать барабанный бой. Огромный черный раб начал мерно бить в огромный барабан палочками, которые заканчивались большими деревянными набалдашниками, обернутыми кожей. Эту кожу меняли каждый раз, после того, как галера приставала к берегу. Постепенно, по мере того, как галера удалялась от берега, ритм ускорялся. Юлия ощутила на себе гипнотическое действие этого монотонного, гулкого звука. Через два часа плавания ей уже казалось, что ее сердце бьется в такт этому барабану. Она смотрела на узкую полоску берега, которая была уже едва различима и душа ее невыносимо страдала. Ведь Юргент остался там на берегу, увидит ли она его когда-нибудь снова.
Юлия безмерно жалела о своих словах! Только теперь, когда этот галл, господин Фьеорд, остался там на берегу, Юлия поняла, что он был ей на самом деле дорог…
Юлия стояла на корме галеры, глядя на удаляющийся берег и в ее сердце росло смятение. Может быть, она упустила свой шанс стать счастливой и свободной? Ведь если в храме Гестии подтвердится полученное ранее предсказание, если окажется, что Юлия действительно не может вступить в брак с Септимусом? Что тогда? Юлия закрыла глаза и представила, что Юргент оказался на этой галере, что он подойдет к ней сзади, неслышно подкрадется и…
— Уф!
От испуга Юлия чуть было не упала за борт, но ее крепко держали сильные мужские руки.
— Что за… О, боги! Юргент! — от неожиданности Юлия забыла, что должна быть «госпожой» и порывисто прижалась к широкой груди галла.
— Это хорошо, что мы оба отходчивые, — заметил Юргент.
— Но как…
— Что как?
— Как ты тут оказался?!
— Госпожа, я постоянно удивляюсь полному отсутствию у вас наблюдательности. Вы встали, перекусили, совершили омовение, оделись и приехали на пристань, так?
— Да, — Юлия кивнула, она уже догадалась, что сейчас скажет Юргент, но ей нравилось изображать непонимание. Юргент ведь знает, что это всего лишь игра.
— И вы, вероятно, предполагали, что все приготовления к вашему отплытию совершались сами собой?
— Конечно, — Юлия еще раз кивнула. — Я была уверена, что ты обо всем позаботишься!
— Правда? — Юргент приподнял брови, — поразительная проницательность… То есть, я всегда должен иметь в виду, что, когда ты меня прогоняешь, это ничего не значит. Я правильно понял?
Именно так, — Юлия смотрела в его сияющие голубые глаза, которые были ярче раскинувшегося над ними неба, глубже окружающего их моря и прекраснее всего на свете. Ее снова охватило то же странное ощущение, что и на лугу, когда Юргент держал ее на руках. По всему телу разлилась тяжелая, сладостная истома, а губы сами раскрылись навстречу поцелую… Но как и тогда, его не последовало. Юлия открыла глаза и увидела удаляющуюся спину Юргента.
Сбоку раздалось сдавленное хихиканье. Юлия повернулась в эту сторону и увидела, что гребцы, наблюдавшие всю сцену от начала до конца, едва сдерживают смех. Такого унижения дочь Квинта уже не могла стерпеть. Но что ей делать? Ведь наказать мужчину за то, что он не захотел поцеловать женщину, а тем более раба, который не захотел подарить поцелуй своей госпоже… Да Аристофан напишет об этом комедию! Вся Республика будет потешаться! Юлия опустила голову и быстро пошла к люку, который вел в просторное помещение под кормовой палубой. Здесь были размещены ее вещи, а около задней стенки широкое ложе, покрытое дублеными мягкими шкурами. Юлия бросилась на него ничком и залилась слезами. Ей казалось, что она больше никогда не сможет выйти из этого помещения. Щеки девушки пылали от стыда, вся спина покрылась холодной испариной, а во рту чувствовался противный металлический привкус, как будто внутри находилась монета. Юлии хотелось испариться, или, по крайней мере, вернуться на несколько минут назад, чтобы оттолкнуть Юргента. Нет, лучше дать ему какое-то унизительное приказание, которое он должен будет исполнить! Юлия представила себе, как она приказывает своему рабу громко, так чтобы все слышали, вычистить палубу галеры, или заменить больного гребца, от которого мало проку. Мало-помалу, представляя себе все новые и новые способы унижения господина Фьеорда, Юлия успокоилась. Она укрылась шерстяным одеялом, которое Тоф догадалась вынуть из дорожного плетеного сундука, и, согревшись, мгновенно уснула.
— Эй, похоже, эта хорошенькая сенаторская дочка положила на тебя глаз, — сказал Юргенту легионер, командовавший почтовой галерой. — И что они в вас находят? — в голосе римлянина прозвучала досада.
— Спроси у той, что изменила тебе, — ответил Юргент.
Римлянин пробормотал себе под нос какое-то ругательство, но не нашелся, что ответить.
Василий подошел к Юргенту и взял его за локоть.
— Послушай, эта девочка выросла у меня на глазах. Я бы не хотел, чтобы из-за тебя у нее были бы неприятности.
— Я бы тоже этого не хотел.
Что-то в глазах бывшего гладиатора подсказало Василию, что тот не врет, что искренне желает Юлии счастья.
— Даже если для этого тебе придется умертвить собственное сердце?
Юргент не ответил, но страдание, отобразившееся на его лице, было лучшим подтверждением того, что Василий прав.
— Она все поймет. Когда мы вернемся в Рим — она выйдет замуж, станет одной из самых знатных римских матрон, Септимус Секст снова займет свое место в ее сердце — ведь именно из-за него она и отправилась в это опасное путешествие. Юлия оценит твое благоразумие. Она очень умна, поверь мне. Твое благородство и забота о ней достойны восторга.
Галл отвернулся и хотел было уйти, но Василий схватил его за руку, приблизил свое лицо к лицу Юргента и быстро прошептал:
— Я тоже любил женщину, любил страстно, без всякой надежды, не ожидая ответа… И это чувство, страдание, мука сделали мою душу подобной самой прекрасной лире, открыли мне подлинную сущность музыки, поэзии, философии! Помни — когда они отвергают нас, это высший дар!
