Джилл Барнет - Унесенные страстью

Внезапно послышался грохот, за ним – шаги: кто-то поднимался по каменным ступеням. Калем повернулся, и в то же мгновение дверь распахнулась.

Эйкен стоял, держа на руках спящих детей. Кудрявая светловолосая головка Кирсти покоилась на одном его плече, на другом – взъерошенная, с огненно-рыжими волосами голова Грэма.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Эйкен.

Калем попытался взять Кирсти, но девочка так крепко обвила ручонками шею отца, что ему пришлось сначала разнять их; он взял ее на руки, хмуро взглянув на Эйкена.

– Я тебе потом объясню. Помоги мне уложить их в постель.

– На твоей половине?

– О Господи! Нет!

Эйкен вышел в коридор и направился к лестнице, ведущей в западную часть дома, туда, где были комнаты Калема.

Привычки братьев и их образ жизни были, пожалуй, схожи не более, чем горы Шотландии с пустыней Сахарой. А потому, чтобы не ссориться, они уже давным-давно приняли соломоново решение и поделили дом на две абсолютно равные части.

Половина – Калему, любившему опрятность, организованность и порядок. Половина – Эйкену, который убирал свои комнаты реже, чем выгребал навоз из конюшни.

– Придется уложить их в одной из твоих комнат.

Они вошли в небольшую опрятную комнату в западном крыле дома и уложили детей в аккуратно застеленные кровати. Калем разгладил покрывало на маленькой Кирсти; похоже, она выросла на полфута за то время, что он не видел ее. Он сложил простыню и, сделав аккуратный уголок, заправил ее под матрас.

Девочка на миг приоткрыла заспанные глаза и посмотрела на него.

– Дядя Калем!.. – Потом веки ее вновь сомкнулись, и легкая улыбка тронула уголки губ. – Мы дома, – прошептала она и секунду спустя уже крепко спала.

Калем представить себе не мог, как его брат будет теперь управляться с детьми. Эйкен совершенно не знал, что с ними делать после смерти их матери; и Фергюс, и Калем пытались помочь ему, но Эйкен все-таки отправил детей на материк. Вернувшись, он почти ни о чем не разговаривал с Калемом; сказал только, что им нужно учиться в школе, а не носиться без толку по острову.

Прежде чем Калем успел додумать свою мысль, Эйкен был уже за дверью и сбегал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

На площадке он остановился и сказал:

– Иди за мной!

– Зачем? – не понял Калем, но брат был уже в дальнем конце коридора, у выхода на улицу.

Калем вышел вслед за ним в туман, такой густой, что, спустившись с последней ступеньки, ему пришлось остановиться и подождать, пока Эйкен его не окликнет, чтобы понять, куда двигаться дальше.

– Куда, черт побери, мы идем?

– Скоро узнаешь, – донеслось до него из тумана.

Калем пошел на звук голоса Эйкена, почти вслепую бредя по дорожке и размышляя при этом, что дети брата, в особенности Кирсти, очень похожи на отца. Эйкен всегда был неутомимым и чуточку взбалмошным. В то время как Калем играл по правилам и вел себя осмотрительно, подчиняясь рассудку и логике, Эйкен создавал свои собственные правила. Братья редко приходили к единому мнению в отношении чего бы то ни было. Возраст, время и уважение друг к другу научили их не лезть на рожон, оставляя другому возможность действовать сообразно собственному разумению. Впрочем, за эти годы бывало, что только доводы рассудка сдерживали Калема, не давая ему выйти из себя; в такие минуты он от всей души желал, чтобы они с братом больше походили друг на друга.

Еще несколько минут – и ботинки их гулко застучали по доскам причала. В чуть поредевшем зыбком тумане Калем разглядел очертания могучей фигуры Эйкена; тот спрыгнул на палубу баркаса, и сгустившийся туман вновь сомкнулся, тотчас же поглотив его.

– Поднимайся на борт, Калем. Мне нужна твоя помощь.

– Где ты, черт побери? Ничего не разобрать в этом тумане.

– Я здесь.

Внезапно желтоватое сияние фонаря пробилось сквозь туман в нескольких ярдах от Калема.

– Где это здесь?

Калем добрался до волнореза и поднялся на борт.

– На корме, рядом с баком для макрели.

Пробираясь по палубе, Калем бормотал себе под нос:

– Макрель? С каких это пор Эйкен занялся рыбной ловлей?

Он отыскал наконец брата; тот стоял молча, очень спокойно, но с той же озорной затаенной усмешкой, какая обычно появлялась у него на губах, когда он намеревался взять верх над кем-либо, как в тот день, когда Эйкен победил в метании ствола[3] на ежегодных спортивных состязаниях или когда он перевернул вверх тормашками аккуратно заправленную кровать Калема.

– Я тут кое-что привез для тебя, братец. Подарок.

Калем заподозрил, что это очередная дурацкая шутка Эйкена.

– Подарок?

– Вот здесь – решение всех наших затруднений. Нечто такое, в чем мы, похоже, действительно нуждаемся.

Эйкен нагнулся и поднял крышку. Послышался приглушенный шум, напоминающий резкие, отчаянные крики морских чаек, угодивших в стог с сеном.

– Взгляни!

Эйкен протянул ему фонарь.

Калем опустил лампу пониже над баком и заглянул внутрь. Он приглядывался к чему-то, что более всего напоминало громадный бесформенный ком. Намокшие шелка и белоснежная кожа, четыре руки, молотящие по воде, и – то там, то сям – взмахи ног.

Вскоре он понял, что ком этот – вовсе не лох-несское чудовище, а две задыхающиеся, до нитки промокшие женщины в роскошных вечерних туалетах, крепко-накрепко затянутые в старую рыболовную сеть. Они барахтались и отпихивали друг друга локтями, пытаясь принять нормальное положение.

Калем замысловато выругался и посмотрел на Эйкена.

– Женщины? Ты привез новых женщин?

– Ну да. – Эйкен облокотился на поручни, скрестив руки на груди. – Но это не просто новые женщины, а кое-что получше. – Он кивнул головой в сторону девушек: – Это наши невесты. Мы женимся на них.

Глава 12

Тому, кто, блуждая во мраке глубоком,

В трясине по шею увяз ненароком,

Опыт – скорее, чем солнца лучи, —

Подскажет – другую дорогу ищи!

Брюнетка поднялась, продолжая отбиваться. Как только ее развязали, она выплюнула кляп изо рта.

– Ты, безмозглый болван!

Она замахнулась. Калем слегка отступил, хотя она и целилась в улыбающееся лицо Эйкена.

– Ну что же, Джорджи... – Эйкен без труда поймал ее руку. – Ты ведь уверяла, что хочешь выйти замуж.

– Только не за тебя, дубина стоеросовая, болван!

Девушка попыталась ударить его ногой.

Эйкен рванул ее к себе, потом нагнулся и в мгновение ока перекинул через плечо, так, точно это был мешок с овсом для его лошади. Она отчаянно завизжала – ну истинная ведьма, да и только!

Калем поморщился. Вопли ее были громче, чем крики тех проклятых гусей, что жили неподалеку, у пруда. Он наблюдал за Эйкеном; тот обхватил ее за ноги, как она ни пыталась отбиваться. Девушка вцепилась ему в спину и дернула за ворот рубашки. Брат размахнулся и шлепнул ее по заду. На мгновение воцарилась мертвая тишина; Эйкен торжествующе улыбнулся, но тут она выгнулась, схватила его за волосы и с силой рванула, громко и яростно вопя.