Барбара Картленд - Цыганская свадьба
— Но ведь это, наверное, было очень странно? — спросил маркиз, вспоминая, что Савийя рассказывала ему об отношении цыган к бракам с горджио.
— В России — не странно, — ответил сэр Элджернон. — В России танцоры и певцы занимают особое положение, не такое, как во всем остальном мире.
Увидев недоверчивое выражение лица маркиза, сэр Элджернон обратился к княгине:
— Я попрошу ваше сиятельство подтвердить, что некоторые цыгане живут в великолепных домах, выезжают в роскошных экипажах и ничем не уступают самым знатным представителям русской аристократии — ни во внешнем виде, ни в образованности.
— Да, это правда, — признала Савийя.
— И вы не станете со мной спорить, — добавил сэр Элджернон, — что это дань не только их удивительным и великолепным танцам, но и силе их песен.
Увидев, что маркиз и капитан Коллингтон слушают его с глубоким интересом, он продолжал:
— Разве вы не слышали, Рэкстон, что многие мировые знаменитости-певцы родом из русских цыган? Их ценят слушатели, не только их собственной страны, но и самые придирчивые критики-иностранцы.
— Должен признаться, что этот факт мне неизвестен, — ответил маркиз.
— Разве вы не слышали о Каталани? — осведомился сэр Элджернон. — Итальянка с самым лучшим в мире оперным сопрано. Когда, находясь в России, она услышала голос одной московской цыганки, то была настолько им очарована, что сорвала с плеч кашмирскую шаль, которую ей «как лучшей певице мира» подарил сам Папа Римский!
«Она мне больше не принадлежит!» — заявила итальянка, набрасывая эту шаль на плечи цыганки.
— Я должна поблагодарить вас за те чудесные истории, которые вы рассказываете о моей стране, — сказала княгиня, когда сэр Элджернон замолк, чтобы перевести дух.
— Все дело в том, что я считаю Россию страной исключительной и совершенно незабываемой! — заявил сэр Элджернон. — И полагаю, что мое пребывание там определило мою дальнейшую жизнь.
Сделав паузу для вящего эффекта, он продолжил:
— С тех самых пор я углубленно изучаю искусство и занимаюсь пополнением моих коллекций, но, конечно, им никогда не сравниться с теми великолепными сокровищами, которые можно видеть в ваших дворцах, в жилищах вашей высшей аристократии.
— Вы заставляете меня испытывать настоящую зависть, Гиббон! — заметил маркиз.
— Но это так! — горячо заявил сэр Элджернон.
Потом он пустился в пространный рассказ о картинах, которые видел в Москве, и о чудесных собраниях произведений искусства, находящихся во дворцах Санкт-Петербурга.
Он обращался к Савийе за подтверждением всего, что он говорил, и приходил в восторг от ее лестных отзывов относительно его эрудиции и понимания вопросов искусства и обычаев ее родной страны.
Когда, наконец, Берк пришел с известием о том, что постромки приведены в порядок и экипаж готов везти ее сиятельство в Лондон, княгиня поднялась с тихим вздохом сожаления.
— Вы были так добры! — сказала она маркизу. — Событие, которое сначала показалось мне катастрофой, превратилось в подлинное наслаждение!
— Не сомневаюсь в том, что в самом ближайшем будущем мы увидимся! — сказал сэр Элджернон, склоняясь к ее руке. — Русский посланник и его жена, княгиня Ливен, — мои большие друзья. Вы должны позволить мне дать обед в вашу честь, как только немного устроитесь.
— Вы более чем добры! — тихо проговорила княгиня и протянула руку капитану Коллингтону.
Маркиз лично проводил княгиню из салона в холл.
— Вы были просто великолепны! — прошептал он, как только за ними закрылась дверь. — Сколько мне надо выждать, прежде чем вывести сэра Элджернона на террасу?
— Четверть часа, — ответила Савийя тоже шепотом.
Потом маркиз оставил ее и снова вернулся в салон к своим друзьям.
— Какая ослепительно красивая женщина! — восклицал сэр Элджернон в ту минуту, когда маркиз вошел в комнату. — Но в молодости большинство русских просто невероятно хороши собой. Скажу вам правду: в мире нет женщин красивее, чем аристократки!
— Меня заинтересовало то, что вы рассказывали нам о цыганах, — небрежно заметил Чарльз Коллингтон. — Я всегда думал, что цыгане — это оборванные, нищие люди, босиком бредущие по дорогам и ночующие под живыми изгородями в своих драных шатрах.
— Русские цыганки совсем другие, — ответил сэр Элджернон. — Но некоторые из них, конечно, находятся под покровительством великих князей и других аристократов.
— А мне всегда казалось, что цыгане очень строго блюдут мораль! — запротестовал маркиз.
— Они никогда не позволяют себе распутничать, — пояснил всезнающий сэр Элджернон. — Мой друг, князь Павел, объяснил мне, что настоящая цыганка никогда не станет проституткой. Если они принимают покровительство какого-нибудь аристократа, эта связь длится много лет. По правде говоря, женщины смотрят на такой союз, как на настоящий брак.
— И тем не менее вы сказали, что некоторые русские аристократы в самом деле женятся на цыганках? — недоверчиво осведомился Коллингтон.
— Многие знаменитые цыганские певицы и танцовщицы стали княгинями, — подтвердил сэр Элджернон. — Князь Павел говорил мне, что таких браков немного не потому, что аристократия возражает против подобных мезальянсов, а потому, что их осуждают сами цыгане. Они — странный народ, и не хотят ни с кем смешиваться.
Маркиз позаботился о том, чтобы бокалы его гостей оставались полными, и спустя некоторое время сказал:
— Вечер сегодня очень теплый. По правде говоря — просто неожиданно теплый для этого времени года. Давайте выйдем на террасу! Я хочу кое-что вам показать, Гиббон, мне кажется, вы сочтете это необычным и интересным.
— Мой визит к вам и без того был полон приятных сюрпризов, — охотно откликнулся сэр Элджернон. — И я вполне готов к еще одной неожиданности.
Джентльмены прошли через высокие застекленные двери, которые вели на вымощенную каменными плитами террасу. По ее центру широкие каменные ступени спускались к газону.
У начала этой лестницы стояли три кресла.
Маркиз пригласил сэра Элджернона сесть в центральное из них, а они с Чарльзом уселись по обе его руки.
Под звездным пологом раскинулся сад, тихий и таинственный, залитый бледным светом луны, которая только-только начала подниматься на небеса.
Ровный травяной газон полого уходил туда, где виднелся подлинный греческий храм, вывезенный в Англию из Греции в начале восемнадцатого века прадедом маркиза.
Окруженный темными силуэтами кустарников и деревьев, он жемчужно поблескивал в лунном свете.