Стефани Лоуренс - Обещание поцелуя
— Я сказала бы спасибо тому, кто сделал мне такой подарок, если бы я знала этого джентльмена.
Он улыбнулся своей плавной походкой хищника и сократил расстояние между ними.
— Малышка, сказать по правде, меня не беспокоит, судите ли вы обо мне как о человеке, достойном вашей благодарности.
Остановившись перед ней, он поднял руку и запустил длинные пальцы в нити, свисавшие с ее шеи. Приподняв жемчуг, он зажал его в кулаке и сжимал до тех пор, пока она чуть не задохнулась.
— Так у меня будет больше уверенности, — сказал он, понижая голос до опасной черты, — что каждый раз, когда вы наденете его, обязательно вспомните обо мне.
Он разжал кулак, и жемчуг упал ей на грудь.
Под тяжестью самого большого изумруда нити скользнули в ложбинку между грудями.
Ее бросило в жар — это был жар его руки, который втянул в себя жемчуг и теперь щедро возвращал ей этот дар.
Он снова подхватил ожерелье: его длинный палец держал его на весу. Наблюдая за игрой света в камнях, он поднимал их, затем опускал, крутил, дотрагиваясь до ее груди. Нарочито медленно играл с ожерельем, давая ей возможность представить, будто между ее грудями скользят его пальцы.
Она задыхалась, тело ее содрогалось, глаза закрывались, груди вздымались, набухали, горели.
Он придвинулся ближе, и его близость огнем обожгла кожу. Она открыла глаза, и ее взгляд утонул в голубизне его глаз.
— Каждый раз, надевая его, вспоминай обо мне.
Хелена не хотела подпускать его так близко. Не хотела поднимать к нему лицо и позволять себя целовать. Но из-за опьяняющего тепла, исходящею от него, мурлыкающих звуков его глубокого голоса над ее ухом, почти теряя сознание от его игр с ожерельем, все еще теплым, все еще лежавшим между ее грудей, она потеряла рассудок.
Его губы на ее губах… При первом легком прикосновении она пустила его в теплую глубину своего рта, и не смиренно, а вызывающе, но даже теперь отказываясь признать себя побежденной.
Она может поцеловать его — и продолжать существовать, может позволить ему целовать себя — и не принадлежать ему. Встав на цыпочки, она запустила руки ему в волосы и смело поцеловала. Это его немного удивило.
Его реакция была неожиданной: ни удушающего прилива страсти, ни непреодолимого желания. Вместо этого он ответил на ее поцелуй, но не более страстно, чем целовала его она.
Она поняла это, но не смогла устоять, не смогла уйти. Единственный способ, каким можно было сохранить себя, сохранить сознание и самообладание, — погрузиться в его поцелуи, полностью отдаться им, следовать за ним, запоминая каждое его действие.
За несколько секунд он увел ее из этого мира. И только он мог вернуть ее обратно.
Себастьян выпустил жемчуг, оставил его лежать между ее грудей как память о нем. Сомкнув вокруг ее талии руки, он прижал Хелену к себе, пока ее мягкое тело не вдавилось в его твердую плоть. От бешеного желания он заскрежетал зубами, как хищный зверь. Он желал большего — гораздо большего.
Желал почувствовать себя внутри и ощутить ее влажную горячую плоть.
Он знал, что это произойдет, но не сейчас. Не сегодня. Не завтра. Он даже не осмеливался ласкать ее более откровенно, инстинкт распутника предупреждал его — еще рано, пока рано!
Она сводила его с ума. Если он не будет обладать ею…
Никогда прежде он не ждал так долго. Никакая другая женщина, которую он хотел, не отвергала его столь упорно.
Однако, несмотря на то, что ее тело принадлежало ему, несмотря на то что ее пульс учащенно бился, когда он был рядом, ее зрачки расширялись, а кожа горела в тех местах, до которых он дотрагивался, — ее ум отказывался уступать, ее воля упорно преграждала ему путь.
Каждая ночь, проведенная без него, только увеличивала ее желание, разжигала ее страсть.
Взяв в руки его лицо, Хелена запечатлела на его губах страстный поцелуй. Он почувствовал, что теряет контроль… когда она дразнила его, заставляя ответить…
И он это сделал, позволил ей увидеть, какая страсть скрывается под его холодной маской.
Ее сопротивление тут же закончилось; ее спина, до сих пор несгибаемая благодаря ее воле, сделалась податливой. Ноги с трудом держали ее.
Он резко отпрянул, пока безудержная страсть не захватила его — их. Она перевела дыхание и прижалась к его груди.
Но вот ее ресницы затрепетали, и он увидел, как из-под них блеснули глаза. Они были гораздо зеленее изумрудов, висевших у нее на шее, в ушах и на запястьях.
Несмотря на крушение планов, он испытал удовлетворение. И ослабил объятия.
Она открыла глаза и заморгала. Нежно посмотрела на него.
Он с трудом сдержал улыбку.
— Идем, малышка. Мы должны вернуться в зал.
Она подала ему руку и покорно пошла за ним. У двери он остановился и согнутым пальцем подцепил жемчуг, достав его из ее лифа.
— Помни, малышка! Каждый раз, надевая его, думай о том, что будет.
Когда Хелена проснулась на следующее утро, ей сразу бросился в глаза жемчуг, каскадом свисающий из зеленой кожаной коробочки. Он лежал на туалетном столике, куда Хелена вчера положила его, и, казалось, насмехался над ней.
Со стоном она повернулась к нему спиной, но продолжала его чувствовать, словно он все еще был у нее на шее, в ушах и на запястьях.
Она, должно быть, сошла с ума, если об этом думает. Надо поскорее выбросить все эти глупости из головы.
Хелена закрыла глаза, вспоминая их вчерашнюю встречу. Повернувшись, она снова посмотрела на жемчуг. Ее первым побуждением было бросить его на дно сундука. Но гордость не позволила ей это сделать — теперь она обречена носить его каждый вечер. Герцог безоговорочно выиграл первый раунд, но она не позволит ему узнать об этом.
Она не могла забыть прикосновение жемчужин и тепло его руки на своем теле. Она готова сдаться ему.
Нет, она не позволит ему выиграть второй раунд. Но она не желает прерывать эту игру.
Он шел через бальный зал леди Коттлсфорд, чувствуя, как внутри его клокочет гнев.
Время бежало быстро. Он и помыслить не мог, что она так долго будет сопротивляться. До маскарада у леди Лоуи осталось всего пять дней. Это было событие, знаменовавшее собой массовый отъезд представителей высшего света из Лондона.
У него было целых пять дней и пять ночей, чтобы заставить ее капитулировать. Он хотел получить какой-то знак, дающий ему понять, что она признает его продвижение вперед помимо его формального предложения выйти за него замуж. Это было минимум того, на что он мог согласиться.
Пять ночей. Вполне достаточно времени для нормального человека. Но только не для нее: он уже осаждал ее целых семь ночей. И хотя он, кажется, пробил стены, которыми она себя окружила, они пока не обрушились и ему никак не удавалось убедить ее опустить подъемный мост, чтобы он мог проникнуть внутрь.
