Диана Гэблдон - Барабаны осени. О, дерзкий новый мир!
Племянник продолжал метаться и стонать, но во второй половине дня сыпь уже проявилась полностью, а жар начал понемногу спадать. Конечно, вряд ли Ян захотел бы сейчас что-то съесть, но я подумала, что, может быть, сумею влить ему в рот несколько ложек молочного супа. За этой мыслью последовала другая — я вспомнила, что пора уже доить козу, и встала, пробормотав нечто неразборчивое лорду Джону и отставив в сторонку все свои переживания.
Я открыла дверь и шагнула через порог — чтобы чуть ли не уткнуться носом в Герхарда Мюллера, стоявшего перед нашим крыльцом.
Глаза Мюллера были налиты кровью и весь он словно медленно тлел от внутреннего напряжения. Взгляд его казался еще более жутким из-за синяков, залегших под глазами. И эти глубоко сидящие глаза уставились теперь на меня; Мюллер медленно кивнул раз, другой…
Старик здорово сдал с тех пор, как я его видела в последний раз. Его тело как бы усохло; он, конечно, оставался все таким же высоким и крупным, но теперь состоял почти из одних только костей, обтянутых кожей, и выглядел невероятно старым и страшным.
— Герр Мюллер, — сказала я. Мне самой показалось, что голос у меня вполне спокойный и ровный; оставалось лишь надеяться, что таким же услышал его и старик. — Wie geht es Euch?
Старик стоял передо мной, слегка пошатываясь, как будто легкий послеполуденный ветерок мог вот-вот сбить его с ног. Я понятия не имела, то ли он потерял своего коня, или же оставил его за гребнем горы, — во всяком случае, ни лошади, ни мула поблизости явно не было.
Мюллер шагнул ко мне, и я невольно попятилась.
— Фрау Клара, — сказал он, и в его голосе послышалась мольба.
Я замерла на месте — мне хотелось позвать лорда Джона, но что-то остановило меня. Если бы Мюллер хотел что-то со мной сделать, он не назвал бы меня по имени.
— Они умерли, — после долгой паузы продолжил старик. — Mein Mädchen. Mein Kind. — Слезы внезапно хлынули из налитых кровью глаз и медленно потекли по его землистым, морщинистым щекам. Его отчаяние было настолько острым, что я невольно потянулась к нему и взяла в свои ладони его огромную, старую руку с узловатыми пальцами.
— Я знаю, — тихо сказала я. — Мне очень жаль.
Он снова кивнул, и его губы беззвучно шевельнулись. Он позволил мне подвести его к скамье у двери, и как-то внезапно опустился на нее, словно сила в одно мгновение ушла из его ног.
Дверь открылась, из дома вышел Джон Грей. В руке он держал пистолет, но когда я посмотрела на него и отрицательно качнула головой, он тут же засунул оружие за пояс, под рубашку. Старик все еще не отпускал мою руку; наоборот, он потянул на нее, заставляя меня сесть рядом с ним.
— Gnädige Frau, — сказал он и вдруг повернулся и обнял меня, крепко прижав к своему грязному пальто. Он задрожал от сдавленных рыданий, и хотя я знала, что он натворил, я тоже обняла его, сожалея.
Пахло от него ужасно, грязью и какой-то кислятиной, и к этому добавлялся запах собственно старости, да еще и пота, и пива, и сквозь все это ощущался еще и привкус сухой крови. Я вздрогнула, охваченная жалостью, ужасом и отвращением, но не отодвинулась от него.
Но он наконец-то сам отстранился от меня, и вдруг заметил Джона Грея, маячившего поблизости, не зная, то ли ему вмешиваться в происходящее, то ли нет. Старый Мюллер испуганно уставился на лорда.
— Mein Gott! — воскликнул он хрипло. — Er hat Masern!
Солнце уже опускалось к вершинам гор, и наш двор был залит кроваво-красным вечерним светом. Косые лучи били прямо в лицо лорду Джону, делая намного ярче бледные следы сыпи на его коже, окрашивая всего его в алый тон.
Мюллер повернулся ко мне и судорожно обхватил мое лицо огромными мозолистыми ладонями. Его жесткая кожа царапнула мои щеки, но в его провалившихся глазах мелькнуло явное облегчение, когда он увидел, что на моей коже нет следов ужасной болезни.
— Gott sei dank, — сказал он и, отпустив меня, принялся рыться в карманах своего пальто, что-то непрерывно бормоча по-немецки — весьма настойчиво, но в то же время совершенно неразборчиво. Естественно, я ничего не поняла.
— Он говорит, что боялся, что может опоздать, и очень рад, что успел вовремя, — сказал лорд Джон, видя мое недоумение. Он с откровенным неудовольствием наблюдал за стариком. — Но говорит, что принес вам кое-что… какой-то защитный талисман вроде бы. Это должно вас оградить от проклятия и уберечь от болезни.
Старый Мюллер наконец выудил из тайников своего пальто некий предмет, завернутый в лоскут ткани, и положил его мне на колени, продолжая что-то бормотать по-немецки.
— Он благодарит вас за то, что вы помогли его семье… он думает, вы хорошая женщина, вы ему так же дороги, как его собственные невестки, так он говорит, — перевел лорд Джон.
Мюллер дрожащими руками развернул лоскут — и слова замерли на губах лорда Джона.
Я открыла рот, но не издала ни звука. Я лишь невольно дернулась, и лоскут тут же соскользнул на землю, и из него выплеснулась масса тронутых сединой волос, за которые все еще цеплялась маленькая серебряная заколка. И еще я увидела маленький кожаный мешочек и пучок перьев дятла, перепачканных кровью.
Мюллер все еще что-то говорил, и лорд Джон тоже пытался что-то сказать, но я почти не слышала ни того, ни другого. В моих ушах звучали слова, которые я слышала год назад, стоя на берегу ручья, когда мягкий голос Габриэль переводил мне речь Наявенне.
Ее имя означало «Это может быть; это случится». Вот оно и случилось, а мне осталось утешаться ее словами: «Она говорит, ты не должна тревожиться; болезни приходят не сами по себе, их насылают великие боги. Твоей вины в этом нет».
Глава 29
Склепы
Джейми почуял запах дыма задолго до того, как стала видна деревня, Вилли заметил, как внезапно напрягся его спутник, и выпрямился в седле, тревожно оглядываясь по сторонам.
— Что? — спросил мальчик. — Что это?
— Не знаю. — Джейми ответил тихо, хотя не было никаких признаков того, что поблизости находится некто, способный его услышать. Он соскочил на землю и передал поводья Вильяму, кивком указав в сторону заплетенного диким виноградом утеса, у подножия которого густо разрослись кусты.
— Бери лошадей и двигай вон туда, парень, — сказал он. — Там оленья тропа в кустах, увидишь… она ведет к еловому леску. Спрячься среди деревьев и жди меня. — Он чуть замялся, ему не хотелось пугать мальчика, но выхода у него не было. — Если вдруг я не вернусь до темноты, — сказал он, — уезжай как можно скорее. Не жди до утра; вернись к тому ручью, через который мы переправились, потом поверни налево и вдоль ручья двигай до того места, где мы видели водопад… ты его услышишь издали, даже в темноте. За водопадом есть маленькая пещера; индейцы ею пользуются во время большой охоты.