Филиппа Грегори - Широкий Дол
– И кто же? – спросила я, чувствуя, как к щекам вновь начинает приливать кровь и дыхание выравнивается. Я была готова встретиться с любой опасностью, если здесь, в моем поместье, никакого Браковщика нет. Ибо в какую-то минуту мне показалось, будто у меня под ногами разверзлась земля и из бездонной пропасти, из черных глубин ада ко мне поднимается этот безногий Браковщик, как-то удивительно легко удерживаясь на спине своего черного коня, а за ним следуют два черных пса, точно исчадия ада. Но потом я поняла, что Брайен прав: действительно, слишком мало времени прошло, чтобы кто-то за пределами деревни пронюхал о том, что здесь творится. Если Браковщик и придет сюда, то он придет именно ко мне, за мной. Этот страх преследует только меня, и мне придется повернуться к нему лицом, но сейчас я молила Бога только о том, чтобы Он хотя бы на время избавил меня от этого страха, ибо в настоящее время мой бедный разум лихорадочно пытался решить сразу несколько сложных проблем.
– Кто именно из деревенских? – снова спросила я, но уже гораздо спокойнее.
– Младший сын дедушки Тайэка, Джон. А также Сэм Фростерли и Нед Хантер, – уверенно ответил Брайен. – Они весь день работали страшно медленно и все хмурились. Да они же известные возмутители спокойствия. Они и вчера вечером уходили домой последними, так втроем все время и держались. И первыми сегодня утром к изгороди пришли – видать, посмотреть хотели, какое у меня лицо будет, когда я все это увижу. И все переглядывались, все улыбались друг дружке. Да я готов на свое недельное жалованье спорить, что это они!
– Серьезное обвинение. Такое преступление, пожалуй, виселицы заслуживает, – сказала я. – А свидетели у вас есть?
– Нет, – сказал Брайен. – Но вы же сами знаете, миссис МакЭндрю, что это самые что ни на есть дикие парни, других таких во всей деревне не сыщешь. Конечно же, это их рук дело.
– Да, наверное. – И я, задумавшись, отвернулась к окну, глядя на сад, на выгон за ним и на высокие холмы.
Брайен прокашлялся и нетерпеливо пошаркал ногами. Ничего, подумала я, пусть подождет.
– Значит, поступим так, – через некоторое время сказала я, спокойно поразмыслив: – Мы пока никаких мер предпринимать не будем, и вы им тоже ничего не скажете. Я не намерена ездить в деревню каждый раз, как там что-то случится. Вы велите людям поставить ограду на место, и пусть они как-то починят те куски, что были сломаны. Но этой троице не говорите ни слова – я имею в виду молодого Тайэка, Сэма Фростерли и Неда Хантера. Пусть все пока будет как есть. Возможно, они так поступили сгоряча, просто от злости, и вскоре все об этом забудут. Я пока что готова смотреть на это сквозь пальцы.
Я понимала, что, раз у Брайена нет никаких свидетелей и улик, мы не можем выдвигать обвинения против этих злоумышленников. Деревня закрыла передо мной и свои двери, и свое сердце. Если я отдам под арест самых счастливых, самых озорных, самых красивых парней в деревне, меня уже будут не просто недолюбливать: меня будут ненавидеть.
Эти трое считались поистине неукротимыми еще с тех пор, как их всех вышвырнули из деревенской школы. Впрочем, это их ничуть не огорчило; они только хихикали. Они крали яблоки из нашего сада; занимались браконьерством в наших заповедных лесах; ловили лосося в нашей Фенни. Но всегда кто-то из них первым приглашал меня танцевать во время очередного праздника, а остальные двое при этом от возбуждения вопили и мяукали по-кошачьи, пока я кружилась в танце с их товарищем и на его раскрасневшемся лице сияла счастливая улыбка. В деревне этих парней считали никудышными, но при этом ни к одному из них там не относились со злобой или презрением. Любая девушка готова была отдать все содержимое того ящика в комоде, где хранила свое приданое, лишь бы кто-то из этой троицы за ней поухаживал. Но этим парням было всего по двадцать – та стадия буйного холостячества, когда молодые люди предпочитают общество друг друга и большую пивную кружку обществу даже самых хорошеньких девушек на свете. Так что хоть они с удовольствием и целовались с девушками – зимой под омелой, а летом под стогами сена, – жениться они все же пока не собирались.
Если я их действительно знала – а мне казалось, что это так, – тогда с их стороны это явный вызов. Но если ни с моей стороны, ни от Джона Брайена никакой реакции не последует, тогда вся их затея потеряет смысл. И ее уже вряд ли повторят, ибо это будет попахивать злоумышлением. А я полагала, что они все-таки не до такой степени меня ненавидят, чтобы ломать мои ограждения, когда шутки перейдут всякие пределы.
– Оставьте это, – сказала я. – И не позволяйте им думать, будто вы знаете, что это они.
Джон Брайен кивнул, но по тому, как презрительно блеснули его глаза, мне стало ясно: он считает, будто я дала слабину. Да и пусть. Плевать мне на его мнение! Если я правильно поняла, что хотели сказать своей хулиганской выходкой эти трое, то, скорее всего, права я, а не Брайен с его ущемленной гордостью и опасениями на тот счет, что эти трое парней попросту над ним посмеялись.
Но оказалось, что прав был он, а я ошиблась.
Видимо, в какой-то момент я утратила ощущение того, что происходит в нашей деревне и на нашей земле. Я была уверена, что история с порубкой изгороди будет первой и последней, что это просто ответная реакция на высокомерие «мисс Беатрис». И если я промолчу и никого наказывать не стану, а спокойно продолжу огораживание общинных земель, тогда честь обеих сторон не пострадает и дальше работа пойдет без помех.
Но на следующую ночь ограда вновь была повалена и частично порублена. И на третью ночь тоже. К тому же часть поваленной ограды сожгли.
Это было сделано аккуратно, по-крестьянски, теми, кто привык выжигать лес, расчищая землю под пашню – то есть подальше от лесного сухостоя и хвороста, подальше от низко свисающих ветвей деревьев. Поджигатели сложили в кучу порубленные куски изгороди, подожгли их и поспешили оказаться в деревне до того, как кто-либо заметит огонь.
– А теперь они уверяют меня, что ничего не могли поделать! – рассказывал Джон Брайен. Он был в ярости. – Говорят, что, пока они принесли из Фенни воды, все уже почти догорело!
– Они могли бы встать цепью и таскать воду из общинного ручья, – заметила я. – До него там всего несколько ярдов.
– Но он на той территории, которая подлежит огораживанию, – сказал Джон Брайен, – вот они и заявили, что вы им велели держаться подальше от этой земли.
Я горько усмехнулась:
– Что ж, в этом есть свой смысл. – Я отвернулась к окну, и улыбка мгновенно растаяла у меня на устах. Собравшись с мыслями, я холодно сказала: – Но больше я этого терпеть не стану. Я дала им шанс, но им, похоже, было мало бросить мне вызов. Теперь они мне угрожают, хотят устроить в моем лесу пожар. Ничего, им придется понять, кто хозяин на этой земле. – Я помолчала. – Я съезжу в Чичестер и закажу новую ограду, а заодно загляну в казармы и попрошу выделить мне пару солдат, чтобы они охраняли изгородь, пока она не будет поставлена. И в следующий раз, когда эти деревенские парни попробуют предпринять нечто подобное, им не поздоровится. Пора научить их хорошим манерам. Я слишком долго позволяла им оставаться безнаказанными. Но теперь всякие игры закончены, и дело принимает серьезный оборот.
