Ги Бретон - Загадочные женщины XIX века
В один прекрасный день Валентину привели на улицу Бак, где она была удостоена чести лишиться девственности в объятиях сына королевы Гортензии.
Увы! Через несколько месяцев барышня поняла, что скоро станет матерью. Она сообщила об этом императору, который пришел в ужас. Это был бы скандал на всю Европу! Французский император сделал ребенка пятнадцатилетней девочке! Нужно было любой ценой вывести неопытную Валентину из игры.
Возникла идея попросить любовницу императора, Маргариту Беланже, симулировать беременность. Та согласилась, и в то время как дочь барона Госмана тщательно скрывала под кринолином свой округлившийся живот, Марго, наоборот, привязывала к талии слой материи, затем подушку, чтобы все убедились в том, что она беременна.
Эта комедия закончилась 24 февраля, когда врач явился к Маргарите Беланже на улицу де Винь с большим свертком в руках. Войдя в спальню, где лежала Марго, он сказал:
— Вот ребенок. Кричите!
Под вопли покладистой Марго он распеленал новорожденного.
На следующий день Париж узнал о том, что любовница императора родила ребенка. Репутация барона Госмана осталась незапятнанной. Таков был финал этого фарса…»
Правдива ли эта нелепая история, которая кажется плодом фантазии посредственного беллетриста?
Трудно сказать. Некоторые факты подтверждают ее.
Во-первых, в 1863 году на балу в Тюильри юная Валентина Госман случайно заняла место мадам Оскар де Балле. Та ехидно заметила:
— Я охотно уступлю вам свое место, мадемуазель. Ведь вы здесь хозяйка.
Во-вторых, в январе 1864 года горничная Маргариты Беланже сказала неким дамам из Пасси:
— Странно, когда мадам лежит в постели, она кажется гораздо стройнее, чем в остальное время.
В-третьих, та же горничная рассказывала, что 24 февраля, в день, когда родился мальчик, акушер явился к Маргарите Беланже с объемным свертком, из которого неслись странные звуки.
— Я подумала, что он принес мадам щенка. Так что вполне возможно, что Наполеон III попросил свою любовницу «усыновить» ребенка, рожденного мадемуазель Госман…
Императрица, которая, как выразился один из мемуаристов, «была ограждена от новостей извне», ничего не знала об этой махинации.
Вдохновленный миролюбивым настроением императрицы, Наполеон III развернулся вовсю. И скоро почувствовал себя плохо. Как-то в августе, возвращаясь от Марго, он потерял сознание. Евгения испугалась.
На следующее утро она позвала Мокара.
— У меня есть одно дело. Мне хотелось бы, чтобы вы поехали со мной. Экипаж ждет нас.
Когда они сели в карету, императрица приказала:
— К Маргарите Беланже!
Мокар растерялся:
— Как! Ваше Высочество! Мы едем к этой девице?
— Да. Мне нужно сказать ей пару слов.
Через четверть часа двухместная карета остановилась перед домом Маргариты. Евгения вышла из экипажа и позвонила. Ей открыла горничная.
— Могу ли я видеть мадемуазель Беланже? Это очень срочно. Я — императрица.
Напуганная горничная впустила Евгению. В гостиной Маргарита лежала на диване. Она вскочила, но Евгения не стала дожидаться, пока та сделает реверанс.
— Мадемуазель, вы убьете императора, — сказала она.
Марго, плача, упала на колени:
— Ваше Высочество! Ваше Высочество!
— Если у вас есть хоть капля уважения ко мне и если вы хоть немного дорожите императором, — снова заговорила Евгения, — вам следует отказаться от встреч с ним или же сделать так, чтобы он сам отказался от вас. Завтра же вы должны уехать отсюда.
Марго пообещала ей, что уедет. Тогда императрица обернулась к Мокару:
— Месье Мокар, через ваше посредничество мадемуазель будет получать ежемесячно компенсацию, на которую она имеет право.
Затем она вышла из дома и села в.карету. Разговор занял всего несколько минут.
Вернувшись во дворец, Мокар побежал к императору и доложил ему о поступке императрицы. Наполеон III, расстроенный, поднялся в комнату Евгении. Вскоре слуги, к большому своему удовольствию, стали свидетелями грандиозного скандала, и едва ли не каждый из них стал подумывать о том, не написать ли мемуары…
В конце концов императрица воскликнула:
— Хорошо! Если она не уедет, уеду я!
Через несколько дней она инкогнито отправилась в Нассау, в Швабах, под тем предлогом, что ей необходимо подлечиться.
Император, страдая от того, что вся Европа, хихикая, комментирует его семейную жизнь, засыпал Евгению умоляющими телеграммами.
Через шесть недель она согласилась вернуться в Париж, но лишь с одним условием: император не должен рассчитывать на возобновление супружеских отношений.
Наполеон III, поверженный, принял это условие.
Императрица вернулась в Тюильри, твердо решив не тратить больше сил на интимные отношения с императором, и всю свою энергию отдать политике.
За это Франция дорого заплатила…
В начале ноября Маргарите Беланже была передана просьба императрицы на некоторое время покинуть Париж. Она приняла это распоряжение покорно и попросила лишь о возможности в последний раз увидеть императора. Он приехал в Монтрету, где у Марго был дом, вскоре после полудня. Сев, он грустным тоном заговорил о своем государственном долге. Марго жестом прервала его. Она сняла платье и, растянувшись на диване, сказала:
— Вот, мой дорогой сеньор, то, что вы должны отныне забыть…
Император, теребя ус, несколько минут гладил взглядом тело, которое было ему так хорошо известно, а потом, забыв о наставлениях доктора Конно, своего домашнего врача, одарил Марго прощальными ласками.
На следующий день Марго должна была уехать к отцу на ферму в Вильбернье, под Сомюром.
В течение трех месяцев Наполеон III, тайно возобновивший встречи с Валентиной Госман, жил спокойно. Императрица по-прежнему не улыбалась, но и не устраивала сцен. И это уже был большой успех, который тут же уловили восприимчивые к ситуации слуги.
Но, увы, затишье было недолгим.
Даже самые защищенные от слухов императрицы пригревают около себя какую-нибудь даму, достаточно глупую или достаточно злорадную, чтобы сообщать им то, что они не должны знать. Итак, в феврале Евгения узнала, что год назад Маргарита Беланже родила сына. Императрица тут же побежала к императору.
— Только что мне стало известно, что у вас есть сын от этой девки, — выкрикнула она. — Скоро Франция будет набита вашими незаконнорожденными детьми!
— Эжени, — умоляющим голосом заговорил император.
— Не перебивайте меня! Я не хочу, чтобы Европа подозревала меня в том, что я соучастница ваших адюльтеров!. Я уезжаю в Биариц, где и буду отныне жить.
Тогда Наполеон III дрожащим голосом произнес:
