Ги Бретон - Загадочные женщины XIX века
— Я заплатил двести тысяч франков, — сказал Гуссей, — и за эти же деньги уступлю вам свое приобретение. Ваша история настолько чудесна, что грешно на ней наживаться.
Маркиза де Пайва поцеловала писателя.
— Я буду помнить о вашем благородном жесте. Вы знаете, я человек слова. На меня можно положиться. Если когда-нибудь вам понадобится моя помощь…
В 1856 году особняк маркизы де Пайва поднялся, словно из-под земли. Весь Париж смеялся остроте Эд-мона Абу. Когда кто-то спросил его, как продвигается строительство, писатель ответил:
— О! Особняк почти возведен. Уже готов тротуар…
Связь императора с этой куртизанкой высокого полета продлилась недолго. Тереза перестала приезжать на улицу Бак с того дня, когда поняла, что она никогда не будет принята в Тюильри. Наполеон III не сожалел об этом. Позже он скажет:
— Она могла говорить лишь о цене своей мебели.
Евгения лишь вздохнула. Она не сомневалась, что гораздо более опасная женщина вот-вот появится на горизонте.
ФРАНЦУЗСКИЙ ИМПЕРАТОР ВЛЮБЛЯЕТСЯ В «ХОХОТУШКУ МАРГО»
Он любил народ и умел доказать это.
Антуан Филон16 июня, несмотря на грозу, разразившуюся над Сен-Клу, император сел в свой экипаж и отправился на прогулку. Внезапно послышался устрашающий раскат грома, и ливень обрушился на парк.
Гуляющие укрылись за деревьями. Одна молодая особа, которую ливень застал, когда она шла по совершенно открытому месту, присела на корточки под дубом. Платье облепило ее тело, с волос капало, в обуви хлюпала вода.
Дрожа, она пережидала грозу. Вдруг на аллее показалась императорская карета. Наполеон III возвращался в замок.
Молодая женщина поклонилась.
И тут произошло чудо: из кареты вылетело покрывало и шлепнулось в грязь, прямо к ее ногам.
Наполеон III, как сообщают его современники, почувствовал себя рыцарем.
Ему захотелось увидеть, какой эффект произвел этот жест, он на мгновение высунулся в окошко и улыбнулся: девушка стояла под деревом, окаменев от изумления.
Когда экипаж скрылся, она подобрала плед, накрыла им голову и плечи и вернулась домой.
Случай свел Наполеона III с самой пламенной и искушенной женщиной своего времени.
Ее звали Жюли Лебеф, но она выбрала себе другое имя — Маргарита Беланже. Она была довольно высокого роста, худощава, светловолоса, остра на язык. Любила пошутить, и поклонники прозвали ее «хохотушкой Марго». По словам Мари Коломбье, в ней был некий чисто народный шарм, который заставлял богов спуститься с Олимпа. Природа наделила ее удивительной гибкостью и, как пишет один из ее биографов, она забавлялась тем, что «входила в гостиные на руках к ужасу дам и восторгу мужчин, которые любовались самыми красивыми ножками в мире».
Она родилась в 1839 году в небольшом городке Сен-Ламбер. В 1856 она уехала в Нант, где, сменив дюжину любовников, прошла солидную школу искусства любви в постели председателя трибунала.
Когда период ученичества был закончен, она отправилась в Париж. Разумеется, она мечтала о карьере драматической актрисы. Ей удалось поступить в труппу крохотного театра, находившегося на улице де ля Тур-д'0вернь. Увы! Дебют не принес ей успеха. Послушаем Фредерика Лолийе, которому рассказывал об этом Людовик Халеви:
«Ей хотелось, подобно мадам Плесси, сыграть Барышню с Прекрасного Острова. В тот вечер она должна была дебютировать одновременно с другой актрисой, ставшей известной благодаря своей связи с несовершеннолетним семнадцатилетним юношей, молодым Брус-сом, который легко дал себя обольстить, потом вернулся в лоно семьи, остепенился, впоследствии стал важным господином и основал фонд премий, выдаваемых Академией.
Во всеоружии мужества и красоты Маргарита вышла на сцену. Ее неопытность и отсутствие необходимой подготовки сразу же бросились в глаза. Она выглядела неуклюжей, и зрители довольно быстро начали откровенно выражать свое неудовольствие. Гул нарастал. Она не стала упрямиться, прервала диалог и, крикнув в публику: «Ну и черт с вами!» — подобрала юбки и покинула сцену.
Ее выходка не успокоила публику. Зрители, брошенные на произвол судьбы, свистели. Директор театра Будевиль был в отчаянии и уговаривал Мейлхака привести беглянку обратно.
— Все это ужасно, — стонал он, — к тому же нам придется вернуть деньги! Ну же, дорогой Мейлхак, вы можете повлиять на эту строптивицу. Уговорите ее вернуться на сцену!
Мейлхак согласился, отыскал за кулисами Маргариту Беланже, но, несмотря на вескость аргументов, потерпел полное фиаско.
— Я играю для собственного удовольствия, — заявила она, — и не хочу, чтобы из меня делали посмешище. Нет уж, с меня хватит!
Шум не утихал. В зале выключили свет. Но и в темноте раздавались протестующие крики. Но в конце концов все разошлись. Таким был единственный спектакль с участием мадемуазель Беланже».
Так вот, эта неунывающая девица получила от императора не какой-нибудь там носовой платок, как это могло случиться во времена Людовика XV, а плед.
Маргарита, вернувшись домой, выпила бокал теплого вина и улеглась, укрывшись пледом с вышитой на нем буквой N.
На следующий день утром она приняла решение. Одевшись, она свернула плед и отправилась в Сен-Клу.
— Нельзя ли мне получить аудиенцию у Его Высочества? — спросила она у стражи.
К ней вышел адъютант и после краткого разговора направился к императору.
— Ваше Высочество, какая-то молодая женщина просит аудиенции…
Наполеон III пожал плечами.
— Чего она хочет?
— Она утверждает, что у нее есть пакет для передачи лично Вашему Высочеству.
— А как она выглядит?
— Довольно симпатичная молоденькая блондинка…
— Впустите ее.
Через несколько минут хохотушка Марго с пакетом под мышкой вошла в кабинет императора. Сделав реверанс, она смело сказала:
— Сир, я возвращаю Цезарю Цезарево. Речь идет о пледе, который Ваше Высочество изволило одолжить мне вчера.
Наполеон III улыбнулся:
— Вы казались такой продрогшей…
Потом он справился о ее здоровье и в конце концов позволил себе положить руку ей на плечо.
Маргарита прижалась к нему. Чувствуя, что император колеблется, она, как сообщает нам Альфонс де Тревиль, «опытными движениями пробудила в нем похоть». Лицо императора покраснело. Тогда она подтолкнула его к креслу и села ему на колени.
— Так вот как выглядят, — сказала она, смеясь, — знаменитые усы, которые держат в страхе всю Европу.
Император поцеловал ее, затем подвел ее к софе и доверился голосу природы.
Через час, на дрожащих ногах, с остекленевшим взглядом, он проводил ее до двери. Она была весела.
