Элизабет Вернер - Любовь юного повесы
Вероятно, она прочла это намерение в его глазах, и это вдруг вернуло ей силы. Одно мгновение она стояла не двигаясь, но потом на ее лице появилась прежняя уверенность. С камней, которые были своего рода мостиком, она ступила на дно и очутилась по колени в воде; дно ручья оказалось гораздо более надежной опорой, и она уже без всяких препятствий дошла до берега. Здесь, вместо протянутой руки Гартмута, она схватилась за ветку дерева и выбралась на сушу.
Она сильно вымокла, вода ручьем стекала с ее платья, тем не менее она обратилась к своему спутнику с полнейшим спокойствием:
– Пойдемте дальше. Очевидно, Фюрстенштейн уже недалеко.
Гартмут не ответил; в нем закипела ненависть к этой женщине, которая предпочла скорее окунуться в холодную воду, чем довериться его рукам. Он, гордый, избалованный человек, особенно сильно чувствовал унижение, которому его подвергли, и был близок к тому, чтобы проклинать эту встречу.
Они пошли дальше. Время от времени Роянов бросал взгляд на мокрый подол платья, волочившийся по земле рядом с ним, оставляя за собой мокрый след; впрочем, его внимание было обращено главным образом на местность и лес, который действительно как будто начинал редеть. Должна же была наконец кончиться эта чаща!
Предположение Гартмута оправдалось. Минут через десять они уже стояли на небольшой возвышенности, откуда открывался вид на окрестности. За морем леса виднелись башни Фюрстенштейна, а к подошве замковой горы вела довольно широкая проезжая дорога, которую можно было легко проследить глазами.
– Вот и Фюрстенштейн! – сказал Гартмут. – Впрочем, до него еще с полчаса ходьбы.
– О, это уже пустяки! – быстро перебила его спутница. – Я очень благодарна вам за сопровождение, но теперь сбиться с дороги уже невозможно, и мне не хотелось бы больше утруждать вас.
– Как вам угодно! – холодно проговорил Роянов. – Если вы желаете распрощаться со своим провожатым здесь, то он не станет дольше навязывать вам свое общество.
Упрек был понятен.
– Я в самом деле чересчур долго злоупотребляла вашей любезностью, – уклончиво ответила незнакомка. – Однако так как вы отрекомендовались мне, то и мне следует хоть на прощание сказать свое имя… Адельгейда фон Вальмоден.
Гартмут слегка вздрогнул; на его лице вспыхнул мимолетный румянец, и он медленно повторил:
– Вальмоден?
– Эта фамилия вам знакома?
– Мне кажется, я слышал ее раньше, но это было в… северной Германии.
– Очень может быть, потому что это моя родина, а также родина моего мужа.
На лице Роянова изобразилось самое недвусмысленное изумление, когда та, кого он считал молодой девушкой, оказалась замужней женщиной; но он, учтиво поклонившись, произнес:
– В таком случае прошу извинить меня за то, что я неправильно называл вас, я не подозревал, что вы замужем. Но я не имел чести знать вашего супруга, потому что господин, о котором мне рассказывали, и тогда уже был немолод. Он был дипломатом, и, если не ошибаюсь, его звали Гербертом фон Вальмоденом.
– Совершенно верно, мой муж в настоящее время – посланник при здешнем дворе. Однако он будет беспокоиться, и мне не следует дольше задерживаться. Еще раз благодарю вас! – И молодая женщина, слегка кивнув головой Роянову, пошла по дороге, ведущей вниз.
Гартмут стоял не двигаясь и смотрел ей вслед; его лицо было покрыто зеленоватой бледностью. Значит, все-таки… Не успел он ступить на немецкую землю, как тут же услышал знакомое имя и вспомнил давние отношения, которые были ему по меньшей мере неприятны.
Герберт фон Вальмоден, брат Регины фон Эшенгаген, опекун Виллибальда и друг юности… Роянов резко оборвал ход своих мыслей, потому что в его сердце будто вонзилась острая игла. Как будто отталкивая от себя что-то, он выпрямился, и на его губах появилась сардоническая улыбка.
– Дядюшка Вальмоден сделал прекрасный выбор, – пробормотал он почти вслух. – Видно, ему вообще везет. У него уже давно должны быть седые волосы, а он еще обзавелся молодой и красивой женой. Правда, посланник в любом случае – партия, а Адельгейда фон Вальмоден рождена для того, чтобы быть ее превосходительством. Так вот откуда это холодное аристократическое высокомерие, которое не удостаивает снисходить до простых смертных! Очевидно, она прошла дипломатическую школу у своего почтенного супруга, который выдрессировал свою избранницу сообразно ее высокому положению. Он достиг превосходных результатов! – Его глаза все еще следили за молодой женщиной, уже спустившейся с холма, и между бровями появилась глубокая морщина. – Если я где-нибудь встречусь с Вальмоденом, то он наверняка узнает меня. Если он скажет ей правду, если она узнает, что было, и опять посмотрит на меня так презрительно… – В порыве ярости он топнул ногой и горько расхохотался. – Ах, что мне за дело до этого! Что может знать эта белокурая, голубоглазая порода людей с ленивой, холодной кровью о пылком стремлении к свободе, о бурях страстей, о жизни вообще? Пусть ломают шпагу над моей головой! Я не боюсь этой встречи и сумею выдержать ее!
И, гордым, упрямым движением закинув голову назад, Гартмут отвернулся от тонкой женской фигуры, все еще видневшейся на проезжей дороге, и пошел назад в лес.
Глава 8
Семейное торжество, ради которого и приехал Вальмоден с женой, а именно обручение владельца Бургсдорфа с Антонией фон Шонау, было отпраздновано в доме главного лесничего по обычной программе.
Молодые люди давно знали, что родители предназначают их друг для друга, и были совершенно согласны с их планом. Как примерный сын, Виллибальд все еще придерживался мнения, что выбор его будущей подруги жизни касается только его матери, и терпеливо ждал, когда она найдет нужным обручить его; но все-таки ему было очень приятно, что он должен жениться именно на двоюродной сестре. Он знал ее с детства, они вполне сходились во вкусах, и, что главное, она не ждала от помолвки никакой романтичности. При всем своем желании Вилли не смог бы выполнить такое требование, если бы ей вздумалось заявить о нем. Со своей стороны Тони проявила благоразумие, на которое надеялась ее тетка; кроме того, Вилли очень понравился ей, а перспектива стать хозяйкой громадного Бургсдорфа нравилась ей еще больше. Словом, все было как нельзя более благополучно.
Обрученные сидели в гостиной, где стоял рояль, и Антония по настоянию отца, который желал показать гостям, что его дочь не только умеет вести хозяйство, но и выучилась кое-чему в пансионе, развлекала жениха музыкой; сама же она считала музыку очень скучным и совершенно ненужным занятием. Лесничий вышел с невесткой на террасу слушать игру дочери, но вместо этого они снова затеяли ссору, хотя начали с самого мирного разговора о счастье своих детей.
