Ширл Хенке - Условия любви
Она подчинилась. Взгляд се янтарных глаз перешел с его лица к рыжеватым волосам на груди, скользнул к животу. Она быстро подняла глаза и стала смотреть на его широкие плечи и упругие мускулы. Внутри у нее все дрожало от наслаждения. Ее поразило внезапное желание дотронуться до мягких волос на его груди, ощутить, как напрягаются его мускулы, но она сдержалась.
Стив скользнул в постель и начал гладить ее руку. Он лежал на боку, наблюдая за ее дыханием, потом, не прекращая ласк, коснулся ее груди. Он почувствовал, как затвердели соски, отчетливо видимые сквозь прозрачный шелк, и припал к ним губами.
— Как розовые бутоны весной, — шептал он, нежно целуя ее шею.
Кэсс пронзила неведомая робость, она непроизвольно застонала, ее губы раскрылись, и Стив тут же ответил на ее призыв. Его рука страстно сжала желанную грудь, его рот был теплым и настойчивым. Кэсс положила ладонь ему на плечо, а ее губы устремились ему навстречу.
Стив застонал. Она услышала его дыхание, почувствовала его желание. И свое. Она хотела, хотела… чего?
Когда он оторвался от нее, ей вдруг показалось, что она лишилась чего-то. Но Стив продолжал обжигать ее шею горячими поцелуями, стягивал с нее пеньюар, снова целовал уже обнаженную манящую грудь.
— Ах, Кэсс, ты так красива. Все будет прекрасно, обещаю тебе, — бормотал он, касаясь ее живота.
Его хриплый от страсти голос, дразнящее прикосновение пальцев к самой чувствительной и волнующе влажной точке ее тела пробудили в ней ужасающее чувство бессилия, полной капитуляции перед безумной страстью. Вот что он имел в виду, когда говорил о подготовке к физической близости. Он отнял у нее разум, волю, все силы!
Стив почувствовал, как она напряглась, едва он коснулся нежных завитков между ее ногами.
— Все в порядке, Кэсси, — успокаивающе шептал он.
Она в ярости и испуге начала отталкивать его.
— Прекрати, прекрати это! Просто делай то, что нужно! Я не хочу! Я не буду твоей… тварью!
Ее голос пронзил туман его страсти, как кавалерийская сабля пронзает тело. Стив приподнялся и захватил рукой ее распущенные волосы, чтобы удержать ее голову, мечущуюся на подушке.
— О, да, приличные женщины не должны наслаждаться этим, не так ли, Касс? — Его голос стал грубым, он с силой навалился на нее. — Раздвинь же ноги, черт тебя побери! Я сделаю это по-твоему, — прохрипел он, и ее бедра инстинктивно раздвинулись.
Они оба почувствовали мгновенную боль, когда он одним ударом глубоко погрузился в нее. Ее глаза были плотно закрыты, а тело оставалось неподвижным и безжизненным. Она заставила себя лежать спокойно и безразлично, «Господи! — молилась она, сгорая от стыда, — пусть он выполнит свои обязанности и уйдет».
Он вдруг начал двигаться, очень медленно, словно испытывая ее или себя. Она не знала, кого именно. То, что было ужасом и болью мгновение назад, теперь превращалось в тепло и наслаждение, выходящее из нее будто по спирали наружу. Она замерла, ожидая, что мучительно сладкие ощущения скоро пройдут, но они только усиливались.
Стив смотрел ей в лицо и ощущал се внутреннюю борьбу. Проклятая гордость, неприязнь к нему удерживали ее от проявления чувств. Решив преподать ей урок, он продолжал медленные ритмичные движения, дожидаясь момента, когда ее тело победит разум.
В конце концов он был вознагражден легким подъемом бедер.
— Проигрываешь войну, мой маленький мятежник? — прошептал он. Только бы самому не перейти черту, пока она не станет такой, какой он хотел ее видеть: жаждущей его.
И вдруг она сдалась, изогнувшись словно в агонии, не в состоянии остановить себя, стремясь навстречу его толчкам. Она услышала тихий стон, но не узнала собственного голоса. Внезапно она почувствовала, как содрогается его тело. Все кончилось, а она лежала опустошенная, с неугасимым огнем внутри, сгорая от стыда.
Когда он встал с постели и осторожно прикрыл простыней ее обнаженное тело. Касс открыла, наконец, глаза.
Стив небрежно застегивал халат и на его лице была усмешка.
— Надеюсь, супружеские обязанности выполнены мною компетентно? Как ты и хотела, Кэсс, тебе ничего не пришлось делать. — С этими словами он ушел к себе в спальню.
Никогда в жизни Кэсс не чувствовала себя такой несчастной. Ненавистные, унизительные воспоминания не давали ей покоя, и она поднялась до рассвета, решив зайти к доктору Джону Элснеру. Окружной врач был защитником бедных, и она, материально поддерживая маленькую больницу, стала его другом. Но то, что она собиралась с ним обсудить, выходило за рамки даже самой близкой дружбы.
«Он — доктор, а мне нужна информация медицинского характера», — уговаривала себя Касс. Увидев в зеркале темные круги под глазами и свое изможденное лицо, она поняла, что все будет не так просто, как ей бы хотелось.
Пока она ждала, когда доктор закончит утренний обход, и мысленно повторяла заготовленную речь, решимость ее быстро улетучивалась. Но вот, наконец, появился маленький, худой человек с седеющими волосами и радостной улыбкой.
— Какой сюрприз, Кассандра, — произнес он с легким немецким акцентом. — Вы ждете меня в такую рань, уж не больны ли вы?
Кэсс улыбнулась в ответ. Джон Элснер был единственным человеком в Колорадо, который мог называть ее Кассандрой, не вызывая у нее раздражения.
— Я не больна, Джон. То есть… не совсем… Вы знаете, я вчера вышла замуж… — Она взглянула на его удивленное лицо.
— Поздравления принимаются? — кротко спросил он.
Кэсс вздохнула, — Вам известны условия завещания моего отца? — Вопрос был риторическим, поскольку два года назад во всех газетах обсуждались сведения, полученные от адвоката Смита.
— Поэтому я и спрашиваю. Ведь вы вышли замуж не по любви, а ради дела?
Она кивнула, успокоенная его тактом и пониманием.
— Я проиграла судебное сражение, Джон. Теперь брак со Стивом Лорингом и ребенок от него — единственный способ удержать Клейтон Фрейтинг.
— Где же вы познакомились с этим Стивом Лорингом? Он не из Денвера? — У нее, очевидно, большие проблемы, чем он мог предположить.
— Нет, нет… он с Востока. О, Джон, это деловое соглашение, и я должна забеременеть… осталось несколько месяцев! — Лицо ее пылало, она встала и принялась ходить по комнате.
Джон Элснер тоже чувствовал себя крайне неловко. Приняв профсссиональнейшее выражение лица, он посмотрел на обезумевшую молодую женщину. Она всегда была бунтаркой, пренебрегающей условностами, но доктора нравились доброта ее сердца, щедрость и великодушие к менее удачливым. Когда Руфус Клейтон называл его «никудышным евреем, нянчившимся с ленивым отребьем», дочь Клейтона приводила в его кабинет раненых погонщиков и предлагала за их лечение деньги из собственного кармана. Когда у Руфуса случился удар и дело перешло к ней, она стала покровительницей больницы Элснера. Теперь ей самой нужна его помощь.