Розалинда Лейкер - Сокровища любви

Набравшись решимости, София высказала мужу все, что у нее наболело.

— В этот раз, Эдмунд, я еду вместе с тобой. Ты же едешь в Петербург, на мою родину. — Она соскучилась по друзьям и хотела воспользоваться редкой возможностью встретиться с ними без Эдмунда, не видя его недовольной физиономии. — После твоего отъезда из Санкт-Петербурга я еще немного задержусь там, а домой, я думаю, мы вернемся примерно в одно время.

На его лице появилась хорошо знакомая ей гримаса раздражения.

— Нет, я не могу этого допустить. Разве прилично оставлять жену одну? К тому же в России морозы, снежные заносы, поезда опаздывают, и вообще сейчас самое неподходящее время для поездок в Россию.

— Эдмунд, я с детства привыкла к холодам, — настаивала она.

— Дорогая, ты уже адаптировалась к мягкому английскому климату. Поверь, я волнуюсь за тебя. Потерпи, в более теплое время года я обязательно возьму тебя с собой в Петербург.

София понимала, что муж сознательно не хочет брать ее с собой и старается отделаться отговорками. Он больше не желал видеть ее веселье и радость при встречах со старыми друзьями, ревновал к ее успеху в обществе. Он старался избежать приступов ревности и напоминаний о ее прежней жизни. София чувствовала, что сейчас к этой ревности примешивается страх, что она останется там навсегда. Однако София не собиралась оставаться в России. Несмотря ни на что, она не хотела оставлять Эдмунда, обрекая его на одиночество. Иногда она спрашивала себя, не пыталась ли его первая жена сбежать от него, ведь он обладал удивительной способностью превратить дом в тюрьму, а жизнь женщины — в пытку.

Постепенно у Софии выработалась привычка подавлять желания и замыкаться в себе, не жалуясь и никому не открывая своих чувств. Она не сознавала того, что эта привычка прочно вошла в ее характер. Спустя несколько дней после отъезда мужа на Софию нашло какое-то оцепенение. Она потеряла вкус к жизни, двигалась механически, напоминая заводную куклу. София с полным безразличием наблюдала, как грузят в карету багаж мужа. Эдмунд был совершенно глух ко всему, не относящемуся к поездке, давно забыв о просьбе жены взять ее в Петербург. София пожелала ему доброго пути, поцеловав на прощание.

Жизнь шла своим чередом. Однажды утром, открыв календарь, она увидела, что в этот день Эдмунд должен прибыть в ее родной город. София вздрогнула и побледнела, охваченная невыразимой грустью. Опустившись в кресло, она закрыла глаза, представив себе заснеженный петербургский пейзаж, детей, катающихся на коньках по замерзшей Неве, лица друзей, по которым она тосковала. Она вспомнила дивную красоту собора, куда ходила молиться, которая внушала ей благоговейный трепет, его золотые купола. София долго неподвижно сидела в кресле, не имея сил и желания двинуться с места. В таком состоянии се нашел один из слуг и поднял тревогу. Русская служанка Софии проводила ее в спальню, послав за доктором и падчерицей. София была благодарна им за то, что они не вызвали Эдмунда из-за границы, но уже предчувствовала, что по возвращении домой он обязательно устроит скандал из-за того, что его не известили о болезни жены. Ей было спокойнее с доктором Харрисом и Айрин, которая окружила ее заботой и теплотой.

Айрин написала Дереку письмо, в котором объяснила причину своего отсутствия. Когда София немного поправилась и ее можно было оставить днем на попечение слуг, она снова написала ему, что скоро возобновит занятий в Эссекс-хаусе. В первый же день, как она и предполагала, Дерек ждал ее у дверей школы, но она не думала, что он так болезненно воспримет ее намерение вернуться домой сразу после занятий.

— Мне надо домой, — пыталась убедить его Айрин, — постарайся меня понять. София еще не совсем здорова. Она хочет видеть только меня. Я ей читаю, мы играем в карты, она чувствует себя гораздо лучше, если я рядом с ней.

— Судя по всему, она очень изнеженная капризная дамочка, — раздраженно отрезал Дерек, скривив губы и сжав руки в карманах. Он мечтал воспользоваться отсутствием мистера Линдсея, чтобы чаще видеться с Айрин, и новое препятствие — болезнь Софии — совершенно выводило его из себя.

— Нет, она вовсе не такая, какой ты ее представляешь, — возразила Айрин. — Если бы она знала о наших отношениях, то непременно постаралась бы нам помочь. Она не пыталась бы нас разлучить.

— Тогда расскажи ей о нас, — потребовал он, воспылав надеждой.

Айрин не хотелось его разочаровывать его, но она настояла на своем:

— Я не могу. С моей стороны было бы нечестно посвящать ее в нашу тайну. Тогда ей пришлось бы скрывать ее от отца. К тому же я не хочу, чтобы она беспокоилась за меня. При ее теперешнем состоянии здоровья это недопустимо. Доктор запретил ей волноваться.

В этот вечер они даже ни разу не поцеловались, и в тусклом свете уличных фонарей Айрин грустно смотрела на удаляющуюся фигуру Дерека. На душе у нее было тревожно. Айрин надеялась, что он обернется, но он так и не оглянулся.

Дерек перестал заходить за ней по вечерам, и она перестала его ждать. Не догадываясь, что происходит в его душе, она старалась больше не думать о нем, втайне надеясь, что он хотя бы напишет письмо, но он не написал.

Постепенно София начала выздоравливать. Айрин все чаще видела ее за книгой, и, хотя она прочитывала всего по нескольку страниц в день, это уже был прогресс. В ее вышивках стали появляться радостные мотивы — птицы и цветы. Письма Эдмунда, которые раньше открывала и читала Айрин, София теперь распечатывала и прочитывала сама. Больше всего Айрин обрадовалась реакции Софии на ее эскизы для будущих ювелирных работ. В ее глазах снова засверкали знакомые искорки искреннего восхищения и интереса, когда она засыпала Айрин вопросами и обсуждала рисунки. Эскизы были довольно сложными для исполнения, поскольку Айрин еще не достигла соответствующего уровня мастерства, но со временем она надеялась воплотить в жизнь свои смелые замыслы.

Когда Эдмунд вернулся в Лондон, София еще не настолько окрепла, чтобы принимать гостей. Айрин рассказала о болезни Софии, стараясь убедить отца, что болезнь была не настолько серьезной, чтобы прерывать его поездку, и, кажется, убедила его. Но он очень расстроился, когда увидел жену. Она показалась ему слишком бледной и исхудавшей. Не на шутку встревожившись, он сразу позвонил доктору Харрису и потребовал от него полного отчета. Доктор, как мог, успокоил его.

— Ей нужен только покой и отдых, мистер Линдсей. У нас в Англии конец февраля — невыносимое время года. Советую вам отвезти ее на юг Франции, чтобы она погрелась на солнышке, пять-шесть недель в теплом средиземноморском климате — и она будет совершенно здорова.