Бренда Хайатт - Корабль мечты
Словно в ответ на этот вопрос, снизу донесся шорох – Делия начала раздеваться. Как и вчера, Кентон с легкостью представил себе, как это происходит. Нет, сейчас все было много хуже! Потому что сегодня он лучше знает эту девушку, а значит, она уже не чужая, не случайная попутчица. К тому же его к ней влечет.
Вот стукнулась об пол туфелька, а вот вторая – изящные, легкие туфельки на каблучках, которые он успел хорошо разглядеть. А этот шорох означает, что Делия отстегивает кринолин, и обручи скользят вниз вместе с нижними юбками… возможно, для этого приходится приподнять подол платья, и видны лодыжки или даже колени. А вот все эти одежды раскладываются на рундуке.
Кентон понимал, что должен укротить разыгравшееся воображение, но, с другой стороны, надо же ему было чем-то занять себя.
Вот открылся и снова защелкнулся саквояж – значит, Делия достала ночное одеяние. В чем обычно женщины спят? Наверное, в ночной сорочке. А что под ней? Вообще ничего? А сама сорочка, она ситцевая или атласная и какого цвета? Насколько хорошо она обрисовывает груди? Хватит! Довольно! Так нельзя! Если продолжать в том же духе, к чему это приведет?
Кентон попытался вызвать в памяти образ Каролины, надеясь отвлечься, но явился только размытый, блеклый контур высокой блондинки. Да, Делия не вышла ростом. Она достала бы Каролине макушкой разве что до носа. Но как раз эта ее миниатюрность будила инстинктивное желание защищать, покровительствовать…
Мысли так и норовили снова принять опасное направление. К счастью, драпировки раздвинулись и сошлись снова.
– Можете спускаться, – сказала Делия со своей койки. Самое время! Кентону пришло в голову, что благодаря их импровизированному спектаклю он рискует не только своей репутацией, но и цельностью своей натуры и своими убеждениями. Осмысливая это открытие, он начал снимать ботинки, прислонившись к стене, так как рундук был полностью занят одеждой Делии.
– Утром нам не удалось закончить разговор, – начал он. – Нас прервали как раз в тот момент, когда вы сообщили мне о своем последнем занятии.
Он завел об этом речь уже не столько из любопытства, сколько желая плеснуть холодной воды на свой неуместный жар.
– Я знаю, что вы не в восторге от того, чем я занималась, – послышался приглушенный драпировками голос. – Но не спешите осуждать. Могу присягнуть, что мои лекарства были не более вредны для здоровья, чем продающиеся в любой городской аптеке.
– Однако в аптеках работают люди с образованием и опытом, а вы…
– Только не на Западе! – заверила Делия убежденно. – Если бы вы навели справки, то знали бы, что в Сан-Франциско ни один аптекарь не обучен своему делу. Это относится и к докторам.
Кентон задумался. Он и в самом деле говорил о цивилизованных местах, где соответствующее образование само собой разумелось. Возможно, он поторопился с выводами.
– Значит, вы продавали настоящие лекарства? Те, которые в самом деле могут помочь людям исцелиться? – спросил он недоверчиво.
– Во всяком случае, некоторые. Например, пилюли от несварения желудка и снотворное были настоящими. Ну, а остальные, хотя и не могли исцелять, состояли из полезных веществ и наверняка давали хоть какой-то положительный эффект.
Он сомневался, так ли это было на самом деле или Делия просто успокаивала таким образом свою совесть.
– И вы сами смешивали свои микстуры?
– По большей части. Если лекарство вызывало сомнения, я его пробовала в первую очередь на себе, как, например, «Превосходное средство доктора Мирабулы», и если меня что-то смущало, я от него отказывалась.
– Какая глупость! – вырвалось у Кентона. – Вы могли отравиться.
Он стоял теперь спиной к койкам, снимая брюки. Хотя Делия вряд ли была способна на подглядывание, так было спокойнее.
– Я знала, что делаю. Начинала всегда с крохотных порций и постепенно доходила до рекомендованных доз. Майра предлагала свою помощь, но у нее для этого было слишком хрупкое здоровье.
Оставшись в тонких кальсонах, Кентон забрался на койку и, как только устроился, задал самый главный вопрос:
– Значит, именно ваш бизнес в конце концов привел к обвинению в убийстве?
– Да, но совсем незаслуженно! – быстро ответила девушка. – Миссис Потт уже давно серьезно болела. Я не надеялась ее вылечить, но знала, что мое лекарство совершенно безвредно и никак не может ускорить ее кончину. Мистер Потт, однако, желал обвинить кого-нибудь в смерти жены, что пришлось очень кстати одному аптекарю, с которым мы конкурировали.
– А этот аптекарь… он тоже прописывал несчастной миссис Потт лекарства? – уточнил Кентон, начиная кое-что понимать.
– Вы весьма проницательны, – без всякой иронии заметила Делия. – Думаю, он решил, что лучше как можно быстрее обвинить кого-нибудь другого. Его порошки против одышки и без того уже вызывали нарекания. Из любопытства я как-то попробовала их, и могу поклясться, что там была хорошая доза опиума.
– Тогда мне непонятен ваш страх перед обвинением. У вас наверняка была возможность оправдаться.
Он намеренно пытался нащупать хоть какой-то изъян в ее защите.
– Ну и что же? – Делия вздохнула. – Я уже говорила, что мистер Уиллис намного богаче и несравненно влиятельнее. Его аптека процветает чуть ли не с самого открытия приисков, а в комитете бдительности у него полно знакомых. Куда мне тягаться с ним! В Сан-Франциско у меня не было родных, и я не успела завести друзей, кроме хозяйки пансиона, где снимала комнату. Может быть, я бежала чересчур поспешно, но не думаю, что осталась бы, даже будь у меня время на размышление. Поймите, речь шла о жизни и смерти!
Кентон живо вообразил, каково молодой женщине жить одной в незнакомом городе, без родных и близких. Сначала смерть брата, потом матери и, наконец, отца. Сестра пошла своей дорогой, и это означало полное одиночество. Как тут было винить Делию?
– Простите за скоропалительные выводы. Думаю, вы во всем правы.
Наступило молчание. Когда Кентон уже перестал ждать ответа, из темноты послышалось тихое «спасибо»…
Делия обнаружила, что ей было намного легче, когда Кент раздражал ее, и она злилась на то, что вынуждена продолжать притворяться. Фланируя по прогулочной палубе под руку с Мэри Паттерсон и Адди Истон, Делия не особенно прислушивалась к их оживленному щебету: она обдумывала то, что не давало ей покоя вот уже несколько дней.
Рассказывая Кенту о причинах своего бегства из Сан-Франциско, она была совершенно уверена, что это окончательно его оттолкнет. Она не удивилась бы даже, если бы он рискнул репутацией и семейным бизнесом и удалил ее из своей каюты и своей жизни. Но он, наоборот, стал мягче и даже извинился, чем несказанно ее поразил. А вот она так до сих пор и не удосужилась сообщить ему свое настоящее имя…
