Виктория Холт - Пленница
— А вы сможете ориентироваться по звёздам, Джон?
Он пожал плечами.
— Я необученный мореплаватель, но когда служил на корабле, кое-чему научился. Если выдастся ясная ночь, мы сможем, по крайней мере, определить, в какую сторону движемся. Прошлая ночь была такая пасмурная — ничего не разглядишь…
— Направление нашего движения может меняться. Ведь вы сами сказали, что это зависит от ветра.
— Да, мы вынуждены двигаться туда, куда нас несёт. От этого чувствуешь себя совсем беспомощным.
— Это всё равно, что зависеть от кого-то в чём-то самом насущном! Вы считаете, что мистер Лоример умрёт?
— На вид он довольно крепок. Думаю, главная его беда — нога. Наверное, когда лодка перевернулась, его сильно зашибло.
— Ах, как бы мне хотелось, чтобы мы могли что-нибудь сделать!
— Лучшее, что мы можем сделать — это всё время быть начеку. Если мы увидим на горизонте хоть что-то, похожее на судно, мы должны каким-то образом привлечь к себе внимание. Поднять флаг, например…
— Где мы возьмём флаг?
— Можно прикрепить к палке одну из ваших нижних юбок. Надо использовать что-нибудь в этом роде.
— По-моему, вы очень находчивы!
— Возможно, но чего мне сейчас больше всего хочется — это чтобы судьба ещё раз нам улыбнулась.
— А может, мы уже исчерпали свою долю удачи, когда спаслись с тонущей посудины…
— Видите ли, этого мало. Пока что давайте сделаем всё, что можем, чтобы вновь ухватить счастливый шанс. Смотрите во все глаза. Как только на горизонте появится хотя бы маленькая точка, мы подадим какой-нибудь сигнал.
Утро медленно прошло, наступил день. Мы плыли, подгоняемые лёгким ветерком. Лукас время от времени открывал глаза и что-то говорил, хотя было ясно, что он не вполне отдаёт себе отчёт в происходящем.
К счастью, на небе появились облачка, чуточку прикрывшие солнце, так что зной стал не таким нестерпимым. Я не знала, что лучше — дождь, который мог повлечь за собой бурю, или эта испепеляющая жара. Джон Плэйер внезапно заснул. Он был так измучен, что буквально провалился в забытьё. Спящий, он выглядел совсем юным… Меня очень занимала личность этого человека. К тому же мысли о нём отвлекали от отчаянного положения, в котором мы находились. Что заставило его стать палубным матросом? Я была уверена, что его прошлое содержало в себе что-то такое, что ему хотелось спрятать от чужих глаз. Его окружала атмосфера тайны. Скрытный, вечно насторожённый… Правда, в последние часы я не замечала этих его качеств, ибо он был всецело сосредоточен на одном — как спасти всем нам жизнь. В связи с этим между нами установилась некоторая близость, что, вероятно, было вполне естественно.
Я постоянно думала о своих родителях, пытаясь представить себе, как они выходят на палубу с тем беспомощно-детским видом, с каким они всегда встречали любые явления жизни, не связанные так или иначе с Британским музеем. Оба не имели ни малейшего понятия о чисто практических сторонах жизни. Ведь им самим никогда не приходилось ни о чём таком заботиться. За них это делали другие, давая им возможность целиком сосредоточиться на академических штудиях.
Где они теперь? — спрашивала я себя с чувством лёгкого раздражения, смешанного с нежностью.
Мысленно я рисовала себе картину: их заталкивают в спасательную шлюпку, и при этом мой отец оплакивает потерю родной дочери не так сильно, как утрату своих заметок.
Может, я была не права, и они любили меня сильнее, чем мне представлялось. Как-никак они же назвали меня Розеттой в честь бесценного камня!
Я обводила глазами горизонт. Не забыть бы, что я на вахте и должна быть в полной готовности, если в поле зрения покажется какой-нибудь корабль. Я сняла с себя нижнюю юбку, и мы прикрепили её к деревяшке. Если увижу что-нибудь похожее на судно, надо будет разбудить Джона и начать, не теряя времени, изо всех сил размахивать импровизированным флагом.
День тянулся нескончаемо. Куда бы я не обратила взор, всюду, до самого горизонта одна пустота.
Спустилась тьма. Джон проснулся. Ему было стыдно, что он спал так долго.
— Вам это было необходимо. Вы совершенно измотались, — попыталась я его утешить.
— А вы вели наблюдение?
— Клянусь, что нигде не было даже намёка на корабль!
— Со временем появится.
Мы выпили ещё немного воды и съели одно печеньице.
— А как быть с мистером Лоримером? — спросила я.
— Если он очнётся, дадим ему что-нибудь.
— Но разве может человек столько времени быть без сознания?
— Вообще-то не должен, но похоже, что с ним дело обстоит именно так. Может, оно и к лучшему. Нога, должно быть, причиняет ему сильную боль.
— Ах, если бы мы могли хоть чем-нибудь ему помочь!
Джон покачал головой и в который раз сказал:
— Мы ничего не можем сделать. Втащили его в лодку, и это всё, что было в наших силах.
— Вы сделали ему искусственное дыхание.
— Постарался, насколько сил хватило. Думаю, это всё-таки помогло. Ну что ж, ничего сверх того мы сделать были не в состоянии.
— Ах, как я хочу, чтобы появился корабль!
— Полностью разделяю ваши чувства.
На нас опустилась ночь. Наша вторая ночь в лодке… Я немного задремала, и мне приснилось, будто я в кухне нашего дома в Блумзбери. «Вот в такую ночь, как эта, был убит польский еврей…»
В такую ночь, как эта! Тут я проснулась. Лодка едва двигалась. Я с трудом различала силуэт Джона Плэйера, напряжённо вглядывавшегося в тьму.
Я закрыла глаза. Мне хотелось вернуться в прошлое.
* * *Наступил второй день нашего одинокого плавания. Море было спокойным, и меня вновь поразила пустынность водного пространства. Казалось, во всём мире нет никого и ничего, кроме нас и нашей лодчонки.
Лукас пришёл в сознание утром.
— Что у меня с ногой? — спросил он.
— Боюсь, у вас перелом. Мы ничего не можем поделать. Джон считает, что нас скоро подберёт какой-нибудь корабль.
— Джон? — переспросил Лукас.
— Джон Плэйер. Он показал себя необыкновенным молодцом. Мы обязаны ему жизнью.
Лукас кивнул.
— А кто ещё есть здесь?
— Нас только трое. Мы в спасательной шлюпке. Нам на удивление повезло!
— Я не могу не радоваться тому, что вы здесь, Розетта.
Я улыбнулась ему. Мы дали Лукасу немного воды.
— Как это чудесно! — поблагодарил Лукас. — Я чувствую себя таким беспомощным.
— Мы все беспомощны, — ответила я. — Всё зависит от корабля, который должен появиться.
Днём Джон увидел что-то, показавшееся ему сушей. Он взволнованно указал на горизонт. Я с трудом различила какой-то тёмный бугор и впилась в него пристальным взглядом. Быть может, это мираж, и всё объясняется просто: нам так хотелось увидеть землю, что измученное сознание нарисовало перед нами обманчивый призрак? Мы плыли в своём судёнышке всего два дня и две ночи, но нам это время показалось вечностью. Я не сводила глаз с горизонта.
