Святая и грешник - Картленд Барбара

В этот самый момент дверь соседней комнаты – кабинета дяди – отворилась, и кто-то вошел, а затем Пандора услышала голос тети Софии:

– Но прежде чем мы уедем, Огастес, ты должен приказать Пандоре не ездить в Чарт!

– А я как раз сейчас подумал о ней. Я не успел тебе сказать, но вчера, уезжая к своему отцу, Проспер Уизеридж просил меня передать Пандоре свой «особый», почтительный привет.

– Ты хочешь сказать, что у него появилось намерение просить ее руки? – недоверчиво переспросила миссис Стрэттон, словно услышала самую невероятную новость.

– Да, он сказал, что питает к Пандоре чрезвычайное расположение, но решил вначале сообщить об этом мне, чтобы заручиться согласием на брак, прежде чем известить о своих чувствах саму Пандору.

– Ну что же тут можно сказать! – саркастически заметила миссис Стрэттон. – Разве то, что ему бы следовало быть поумнее! Твоя племянница должна быть благодарна судьбе, раз такой порядочный человек желает вступить с ней в брак!

– Но Пандора еще очень молода, – задумчиво возразил епископ, – и надо бы ей еще подождать, прежде чем возлагать на себя бремя супружеских обязательств.

– Ей никогда не сделают лучшего предложения, – убежденно заявила миссис Стрэттон. – Конечно, у лорда Уитшоу, например, есть два неженатых старших сына, но ведь и Проспер Уизеридж носит сан «Достопочтенного», что имеет в данном случае немалое значение!

– Ну, я не хотел бы рассматривать этот вопрос только с точки зрения престижа!

– Почему же? – поспешно переспросила миссис Стрэттон и, помолчав, добавила: – Ну как можно тут колебаться?

– Я сказал, что обдумаю его просьбу и дам знать о своем решении, когда мы вернемся из Лондона.

– Ты должен сказать «да», Огастес, самое положительное и несомненное «да»! А для меня будет огромным облегчением сбыть Пандору с наших рук! Надеюсь только, что Проспер Уизеридж окажется достаточно решительным человеком, чтобы сломить ее врожденное упрямство и склонность к опрометчивым поступкам, которую она унаследовала от родственников по материнской линии. Нет-нет, Огастес, именно по материнской, а не по твоей!

Опять наступило молчание, а потом миссис Стрэттон вдруг встрепенулась:

– Да, вот еще что: я вспомнила, почему ты должен запретить Пандоре посещать Чарт, и особенно Чартхолл! Кажется, туда вернулся тот самый человек!

– Граф?

– Ну а кто же еще? Мне говорили, что Его Лордство явился в свое имение уже два дня назад, а тебе известно не меньше, чем мне, что это может означать!

– Да уж, действительно, мне это известно, – неохотно признал епископ.

– Он позорит и свою семью, и все общество! Да уже весь Линдчестер шокирован тем, что происходит в Чартхолле, и какие люди там бывают, и чем они занимаются! – В ее голосе прозвучали гнев и отвращение. – Мне об этом рассказала леди Хендерсон, – и миссис Стрэттон заговорила тише: – Например, о женщинах, которых граф приглашает, это проститутки и актрисы, и ни один порядочный мужчина не пожелает, чтобы его видели в обществе подобных созданий.

– Ну, леди Хендерсон, – возразил епископ, – не следовало бы пачкать свой язык даже упоминанием об этих отбросах общества и обитателях лондонской общественной клоаки! Надеюсь, Софи, ты не станешь поощрять тех, кто распространяет россказни о том, что делается в Чартхолле! Ты же знаешь, что такие слухи часто плод преувеличения и что они дурно влияют на тех, кто им внимает!

– Трудно преувеличить то, что говорят о графе! Ты просто обязан запретить Пандоре даже приближаться к его усадьбе.

– Я поговорю с ней, – обещал епископ, – и с Проспером Уизериджем тоже, когда он вернется из поездки, а это будет уже сегодня вечером. Не сомневаюсь, что он сумеет проследить за поведением Пандоры.

– Но чем меньше ему будет известно об ее родственниках, тем лучше! Ведь он может и передумать насчет брака с твоей племянницей, – пренебрежительно отозвалась миссис Стрэттон.

Весь этот разговор Пандора выслушала не шелохнувшись, затаив дыхание. Потом раздались тяжелые шаги дяди: наверное, он собирал деловые бумаги, после чего дверь кабинета отворилась и захлопнулась. У Пандоры появилось ощущение, что она вот-вот задохнется.

Проспер Уизеридж! Да можно ли вообще, хоть одно мгновение, желать подобного брака? Всего три месяца он служит при дяде, но то, какими глазами смотрит на нее, заставляет подумать: а смеет ли так смотреть на женщину тот, кто посвятил себя служению Богу?!

Пандора не сомневалась: тетя сумеет настоять на своем, и дядя даст согласие на это замужество! Ведь ей всего восемнадцать лет, она подопечная епископа, и по закону он распоряжается ее судьбой. Ее брак неминуем. Брак с отвратительным Проспером Уизериджем, о котором даже и думать противно!

– Но я не хочу выходить за него! – громко сказала Пандора. – Я просто не могу! Я ненавижу его! Есть в нем что-то противное, тошнотворное, и никогда прежде ни один мужчина не вызывал у меня такого отвращения!

– Я ненавижу этого Проспера Уизериджа, – повторила Пандора и опять вздрогнула, вспомнив его взгляд и противное, липкое прикосновение руки. Епископский дворец казался ей настоящей тюрьмой, но если она покинет его и выйдет замуж за Проспера Уизериджа, то лишь поменяет бо́льшую тюрьму на меньшую, еще более скверную, из которой никогда-никогда не вырваться!

«Я этого не вынесу!» – прошептала Пандора и услышала, как ее зовет тетя София.

Пандора выбежала в коридор. Дядя и тетя были готовы к отъезду, слуги грузили в карету багаж.

– Где ты пропадаешь, несносная девчонка? – набросилась на нее миссис Стрэттон. – Никогда тебя не дозовешься, когда ты нужна. Ведь прекрасно знаешь, что в половине одиннадцатого мы должны выехать!

– Простите, тетя София, я совсем об этом позабыла и не представляла, сколько сейчас времени, – кротко отвечала Пандора.

– Забыла! Она забыла! Ты постоянно обо всем забываешь, голова твоя дырявая! Сделай одолжение, не забывай, что во время нашего отсутствия ты должна вести себя очень осмотрительно и осторожно. Сегодня во дворец приедет миссис Норрис, она будет с тобой ночевать, но приедет она только к шести вечера, так что до этого времени ты будешь одна.

– Да, тетя София.

– Твой дядя тоже хочет кое-что сказать на прощание, – и миссис Стрэттон устремила на супруга многозначительный взгляд.

– Да, разумеется, – нерешительно произнес епископ. – Тебе, Пандора, не следует даже приближаться во время верховых прогулок к Чартхоллу, пока мы не вернемся из Лондона. Ты поняла?

– Поняла, дядя Огастес.

– И, пожалуйста, не забывай, о чем тебе сейчас сказал дядя! – жестко подтвердила миссис Стрэттон, – а если ты ослушаешься, то приготовься к суровому наказанию, когда мы вернемся.

– Да, тетя София.

И миссис Стрэттон торжественно проследовала к двери и стала спускаться по лестнице к подъезду, где уже стояла дорожная карета с внушительными гербами на каждой дверце, а также кучером и лакеем, облаченными в ливреи, соответствующие высокому епископскому сану дяди. Сопровождать экипаж должны были четыре всадника.

Прощаясь с Пандорой, епископ тихо сказал:

– Постарайся, дитя мое, не сердить тетю и вести себя осмотрительно во время нашего отсутствия.

– Я постараюсь, дядя Огастес.

На мгновение взгляд епископа остановился на лице племянницы и выразил почти одобрение: приятно было видеть, как солнце золотит ее светлые волосы, как блестят фиалковые глаза, но послышался властный голос:

– Огастес, нам нужно спешить!

– Да, конечно, дорогая!

Епископ поднялся в экипаж, лакей захлопнул дверцу, и они царственно тронулись в путь. Пандора посмотрела, как дядя и тетя выезжают со двора на дорогу, ведущую к перекрестку, а потом снова поднялась во дворец.

Уехали! Они уехали! Она свободна! Однако радость освобождения была несколько омрачена прощанием с дядей, и, поддавшись безотчетному стремлению, Пандора прошла в его кабинет. Это было внушительное помещение, вполне приятное, если бы тетя не «украсила» его занавесями горчичного цвета и ковром под стать им. Кабинет выглядел довольно аскетично: ничего яркого и радостного, смягчающего общий унылый колорит! Однако заново обитые кресла были удобными и мягкими – епископ любил физический комфорт. На большом столе высился аккуратный ряд папок с бумагами. Наверное, подумала Пандора, здесь есть папка, посвященная ей и с надписью: «Пандора Стрэттон, племянница. Объект благотворительности».