Рискованный флирт - Чейз Лоретта
Наконец толстая кухарка приковыляла из кухни, взяла на руки воющего ребенка, не смотря на то что он лягался и щипался, и прижала к груди.
– Ну-ну, деточка, хватит, – пробормотала она.
Не боясь ни лорда Дейна, ни демонов, она отнесла Себастьяна на кухню, выгнала помощниц, села на огромное кресло возле печки и качала рыдающего ребенка до тех пор, пока у него не осталось сил плакать.
Как и все в доме, кухарка знала, что леди Дейн бежала с сыном богатого кораблеторговца. Она поехала не в Лондон, а в Дартмур, где села на корабль любовника и отбыла с ним в Вест-Индию.
После истерических рыданий мальчика из-за того, что псы сожрут его мать, кухарке очень хотелось дать молодому хозяину разумное наставление. Молодой граф Блэкмор был самым уродливым мальчиком в Девоне, а может, и в Корнуолле, и в Дорсете. А еще он был угрюмый, вспыльчивый и обычно неприступный. Другими словами, он был всего лишь маленький мальчик, заслуживавший лучшей участи, чем та, что ему досталась.
Она сказала Себастьяну, что его папа и мама между собой не ладили и мама была так несчастна, что сбежала. К сожалению, для взрослой леди побег – еще большая ошибка, чем для мальчика, объяснила кухарка. Такую ошибку не прощают, и леди Дейн не сможет вернуться домой.
– Она попадет в ад? – спросил мальчик. – Папа сказал… – Его голос задрожал.
– Господь ее простит, – убежденно сказала кухарка. – Если он милостив, то он простит.
Потом она отвела Себастьяна наверх, прогнала суровую няньку и уложила мальчика спать.
Когда она ушла, Себастьян сел и снял с изголовья кровати иконку, Богородицу с маленьким Иисусом, которую ему дала мать. Прижав ее к груди, он стал молиться.
Его учили молитвам по вере отца, но сейчас он повторил ту, которую слышал от матери, когда сидел рядом и зажимал в руке прядь ее длинных волос. Себастьян так часто ее слышал, что выучил наизусть, хотя не настолько знал латынь, чтобы понимать слова.
– Аве Мария, гратиа плена, Доминус текум, бенедикта ту ин мульерибус, – начал он.
Он не знал, что отец стоит за дверью и слушает. Он не знал, что для лорда Дейна католическая молитва стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
Через две недели Себастьяна посадили в карету и отвезли в Итон.
После недолгого разговора с директором его втолкнули в необъятный дортуар, отдав на милость однокашников.
Лорд Уорделл, старший и самый важный в ближайших окрестностях, долго разглядывал Себастьяна, потом расхохотался. Остальные с готовностью подхватили. Себастьян замер и слушал то, что ему казалось воем тысячи гиен.
– Неудивительно, что его мать сбежала, – отдышавшись, сказал Уорделл приятелям. – Небось она завизжала, когда ты родился, а, Черный Мавр?
– Блэкмор, – поправил Себастьян, сжав кулаки.
– Я так и сказал, насекомое, – подтвердил Уорделл. – И еще сказал, что твоя мать дала деру, потому что не смогла вынести твоего вида. Потому что ты – в точности вонючая уховертка. – Он заложил руки за спину и обошел вокруг Себастьяна. – Что на это скажешь, Черный Мавр?
Себастьян оглядел усмехающиеся лица. Конюх Фелпс сказал, что в школе он найдет друзей. Себастьян, которому всю жизнь не с кем было играть, цеплялся за эту мысль всю долгую дорогу.
Он не увидел здесь друзей, только насмешливые лица; и все были выше его на голову. Любой мальчик из длинной спальни был старше его и гораздо крупнее.
– Я задал вопрос, Уховертка, – сказал Уорделл, – Когда тебя спрашивают, надо отвечать.
Себастьян в упор посмотрел на своего мучителя.
– Stronzo, – сказал он.
Уорделл слегка вздернул подбородок:
– Кончай тарабарщину макаронников, Черный Мавр.
– Stronzo, – упрямо повторил Себастьян. – Лентяй, дерьмо.
Уорделл вскинул бесцветные брови и оглядел товарищей.
– Вы слышали? Мало того что он страшен, как Вельзевул, у него еще грязный язык. Что будем делать, ребята?
– Поддай ему, – сказал один.
– Замочим его, – сказал другой.
– Он сам ищет дерьма, верно? – добавил следующий. Предложение было встречено воплем восторга. Все в одно мгновение накинулись на Себастьяна.
По дороге к месту казни ему несколько раз давали шанс отречься. Надо было только облизать ботинки Уорделлу и попросить прощения, тогда его пощадят.
Но в Себастьяне вновь проснулся монстр, и он отвечал всеми английскими и итальянскими ругательствами, которые когда-либо слышал.
На тот раз упорство ему не помогло, помогли законы физики. Он был хоть и маленький, но очень нескладный. Например, костлявые, но широкие плечи не пролезли в очко уборной. Все, что смог сделать Уорделл, это держать его голову над дырой, пока Себастьяна не вырвало.
К раздражению Уорделла и его товарищей, этот инцидент не научил Уховертку почтению. Большую часть своего свободного времени они посвящали обучению Себастьяна, а он не поддавался. Они высмеивали его внешность, его смешанную кровь, пели гнусные песни о его матери. Они свешивали его за ноги из окна, заматывали в одеяло, подсовывали в кровать дохлых мышей. Оставаясь один – а в Итоне мало возможностей для уединения, – он плакал от горя, ярости и одиночества. На людях Себастьян ругался и дрался, хотя всегда бывал бит.
Благодаря постоянным унижениям вне классной комнаты и регулярным поркам внутри, Итону понадобилось меньше года, чтобы выбить из него все привязанности, мягкость и доверчивость. В некоторых мальчиках итонские методы воспитывают лучшие качества, в нем они пробудили все худшее.
Когда ему было десять лет, директор вызвал его с урока и сказал, что его мать умерла в Вест-Индии от лихорадки. Себастьян выслушал его в каменном молчании, потом ушел и вызвал на драку Уорделла.
Уорделл был на два года старше, в два раза выше и тяжелее, к тому же имел быструю реакцию. Но сейчас монстр в Себастьяне был холоден и преисполнен ярости, и Себастьян упорно дрался, молча, пока не сбил с ног противника с расквашенным носом.
Сам избитый в кровь, Себастьян глумливо обвел глазами кружок зрителей.
– Кто еще? – спросил он, едва дыша.
Никто не проронил ни звука. Он направился к выходу, и перед ним расступились.
Когда Себастьян прошел полдвора, неприятную тишину прервал голос Уорделла:
– Хорошая работа, Блэкмор!
Себастьян остановился и оглянулся.
– Иди к черту! – крикнул он.
Уорделл с приветственным криком подбросил шапку в воздух. В следующий миг в воздух взлетели десятки шапок, все кричали слова приветствия.
– Тупые мерзавцы, – пробормотал себе под нос Себастьян, мысленно подкинул шляпу – его была затоптана и не подлежала восстановлению – и сделал шутовской поклон.
В следующее мгновение его окружили смеющиеся мальчики, а еще через минуту он сидел на плечах у Уорделла и чем больше ругал этих идиотов, тем больше они радовались.
Вскоре он стал закадычным другом Уорделла. А потом, естественно, было уже поздно вспоминать о добродетелях.
Из всех озорников Итона, которых поркой и пинками загоняли в зрелость, кружок Уорделла был наихудшим. Помимо обычных итонских проказ и задирания несчастных местных жителей, они играли в карты, курили и пили, приближаясь к возрасту половой зрелости. Затем к забавам добавлялись посещения проституток.
Себастьян был посвящен в тайны эротики в тринадцать лет. Уорделл и Мэллори – мальчик, который некогда предложить замочить Себастьяна в сортире – напоили Себастьяна джином, завязали ему глаза, долго водили по городу и, наконец, одолев один лестничный пролет, втолкнули в затхлую комнату. Они раздели его догола, сняли с глаз повязку и вышли, заперев за собой дверь.
В комнате кадила вонючая керосиновая лампа, на полу лежал грязный матрас, на котором сидела пухлая девчонка с кудряшками, голубыми глазами и носом-пуговкой. Она уставилась на Себастьяна, как на дохлую крысу.
Ему не надо было объяснять почему. С прошлого дня рождения он вырос на четыре сантиметра, но по-прежнему походил на домового.
– Я не буду это делать, – сказала она и надулась. – Хоть бы и за сто фунтов.
