Лиза Хигдон - Когда ты станешь моей
– В самом деле свежие?
Маленькие глазки торговца утонули в сетке морщин. Он весело усмехнулся и кивнул. На голове его красовался вязаный шерстяной колпак, из-под которого выбивались пряди седых волос. Впалые щеки топорщились бакенбардами, казавшимися на вид жесткими, как солома.
– Ну а как насчет доброго кусочка яблочного пирога, моя красавица? Что скажете?
Лаура грустно улыбнулась. Если что и могло бы утолить голод, выгрызавший ей внутренности, так это огромный кусок ростбифа с ломтем свежевыпеченного белого хлеба, щедро намазанного маслом. Но о таком пиршестве можно было только мечтать. Каждый пенни был на счету. Если попусту транжирить деньги, то на билет вовек не накопить.
А ей так хотелось очутиться наконец на палубе корабля, так хотелось домой! Это желание было едва ли не более острым, чем терзавший ее голод.
Но как назло лавочник поставил на прилавок поднос с кусками яблочного пирога. В животе у Лауры громко заурчало. Аромат корицы и печеных яблок буквально сводил ее с ума. Она с трудом отвела взгляд от аппетитных ломтиков и сжала в ладони свой старый потрепанный кошелек. Лоточники всегда были не прочь торговаться.
– Фартинг? – спросила она с надеждой, заискивающе заглянув в хитро прищуренные глаза торговца.
– Полпенни, милашечка моя. – Маленькие глазки широко раскрылись и уставились на нее в упор.
– Полпенни за два кусочка? – не сдавалась Лаура. Торговец расхохотался и погрозил ей пальцем.
– Полпенни за один. Так уж и быть, в придачу еще вот этот берите, который надломился.
Она с улыбкой выудила из кошелька монетку. Прощай, полпенни! Сделка свершилась. Лаура завернула горячие ломтики пирога в свой носовой платок и обхватила сверток обеими ладонями, сложенными лодочкой, чтобы хоть немного согреться. Она склонила вниз лицо, вдыхая восхитительный аромат корицы, яблок и сдобы. Медно-рыжий локон выскользнул из-под чепца и свесился ей на щеку. Запах пирога живо напомнил Лауре бабушку. Она перенеслась мыслями в прошлое и вновь словно наяву увидела перед собой старую женщину, когда та вынимала из печи противень с горячим яблочным пирогом, мурлыча себе под нос старинную балладу.
Душу Лауры затопили отчаяние и жгучая тоска по родному дому. А дом был так далеко, что казалось, существовал теперь только в ее воспоминаниях, в какой-то другой, счастливой и беззаботной жизни, к которой она больше не причастна. В ту далекую пору счастливая жизнь ей казалась чем-то само собой разумеющимся, а порой представлялась довольно скучной и однообразной. Ах, зато как страстно она теперь хотела хоть на миг вернуться туда, в тот благословенный край за океаном, где над нею сияло голубое безоблачное небо, где так ласково светило солнце, где ее любили и баловали…
Нет, довольно предаваться унынию! Лаура решительно тряхнула головой. Сентиментальными воспоминаниями сыт не будешь. Стоит еще немного промешкать, и можно за здорово живешь потерять работу.
Времени у нее и правда было в обрез. Только что отзвонили колокола церкви Святого Джайлса. Лауре нужно было проделать еще немалый путь через Ковент-Гарден. С рассветом рынок неизменно заполняли зеленщики со своим товаром. Перед каждым из них возвышались горы капустных кочанов, репы, моркови, свеклы высотой в два человеческих роста. Лондонцы азартно раскупали товар. К восьми от всего этого изобилия и следа не оставалось – лишь обрывки морковной ботвы на земле и белевшие кое-где между рядами капустные листья красноречиво указывали на то, что здесь еще недавно шла бойкая торговля. Лаура вздохнула. Хорошо хоть дождь перестал. Небо по-прежнему было свинцовым, а от резкого влажного ветра становилось как-то зябко.
Быстрым шагом миновав Лонгэйкр, она свернула на Боу-стрит и очутилась возле театра «Ковент-Гарден» с его крытым портиком и статуями Трагедии и Комедии, украшавшими величественный фасад. Однажды она отважилась заглянуть внутрь. Вид роскошного зрительного зала и огромной сцены до глубины души потряс ее, ведь она уже привыкла к тесноте и скудному убранству маленьких театров, к некрашеным деревянным скамьям для зрителей, к щелястым полам…
Вздохнув, она заторопилась к театру Грина. Ей приходилось прокладывать себе путь сквозь густую толпу, запрудившую узкие тротуары. При этом она не забывала то и дело поглядывать вверх, чтобы ненароком не угодить под струю помоев, которые здешние хозяйки выливали из окошек верхних этажей прямо на улицу, на головы прохожих. На ходу она развернула платок и стала понемногу откусывать от одного из ломтиков пирога. Лаура подолгу держала на языке каждый из крохотных кусочков, наслаждаясь вкусом и ароматом яблок с корицей, сдобного теста. Только так можно было заглушить свирепый голод, хотя бы ненадолго его обмануть, ведь чтобы насытиться, ей надо было не меньше дюжины таких ломтиков.
Здесь было так же многолюдно, как и в районе Севен-Дайалс, где она жила. Разве что подозрительные личности с чумазыми и мрачными физиономиями, одетые в лохмотья, попадались ей на пути гораздо реже, чем там. По мостовой с грохотом проехала повозка, набитая бочками с пивом. Лошади бежали рысцой, повозку трясло на неровных булыжниках, бочки так и подпрыгивали при каждом толчке. Лаура давно уже не обращала внимания на звуки и запахи Лондона. Она задерживала взгляд лишь на роскошных ландо, изредка появлявшихся на этих улицах, и на каретах с золочеными гербами на дверцах, с лакеями в униформах, что стояли на запятках, с величественными кучерами, которые уверенно правили сытыми, холеными лошадьми. То были картинки из другой жизни, до боли знакомой и безнадежно далекой. Когда-то и она была частью этой жизни, не подозревая, что скоро настанет день когда ей придется терпеть голод и холод, снимать угол в трущобах чужого города, делить убогую комнату с тремя другими постоялицами.
Лаура обошла огромную, чуть ли не во всю ширину тротуара лужу, затем свернула в переулок, куда выходил задний фасад театра Грина. Еще издали она заметила небольшую толпу, которая собралась у служебного входа. Сердце ее заныло в тяжелом предчувствии. Она быстро взглянула вверх. Дыма не было. Значит, это не пожар. Все актеры почему-то находились на улице, хотя им следовало быть на сцене – доучивать роли, спорить друг с другом из-за укромного местечка в тесных кулисах, где можно переодеться и впопыхах нанести грим. До слуха ее начали долетать чьи-то сердитые голоса. Теперь она уже могла разглядеть насупленные брови и ладони, сжатые в кулаки.
Лаура прибавила шагу. Когда она подошла к собратьям по ремеслу, запыхавшись от быстрой ходьбы, те приветствовали ее хмурыми взглядами и тотчас же вернулись к бурному обсуждению тревожной темы. Отовсюду доносилось:
