Барбара Картленд - Золотая гондола
– Вы не знаете, кто-нибудь еще спасся? – спросила она тихим голосом.
Он заметил, что у нее были темные глаза с фиолетовыми точками в глубине, окаймленные черными ресницами. «Странное сочетание», – подумал он про себя, но тут же вспомнил, что она задала вопрос.
– Женщина сказала мне, что все утонули.
– Мне она сказала то же самое, – подтвердила девушка. – Но это невозможно, этого не может быть. Должны быть и другие спасшиеся.
– Поэтому-то я и собираюсь проверить все сам.
– Пожалуйста, посмотрите, быть может, мой отец... Хотя нет, я знаю, что он мертв, . – сказала девушка. – Он умер раньше, еще до того, как корабль ударило о скалы. Была очень сильная качка, а при его морской болезни это могло сказаться на его сердце. Я как раз собиралась сообщить капитану, когда корабль наткнулся на рифы.
– Я боюсь, что на корабль попасть пока невозможно, но я попытаюсь, – сказал он.
– Спасибо.
Она вынула руку из-под простыни, и он подумал, что ее одежду, как и его собственную, повесили сушить и на ней ничего нет, кроме этой простыни, судя по выглядывавшему из-под каскада золотых волос белому плечу.
«А она прехорошенькая», – решил он про себя. А она, как будто прочитав его мысли, покраснела и натянула простыню до подбородка.
– Я пойду посмотрю на то, что осталось, – отрывисто произнес он и повернулся к выходу.
– Подождите секунду. Как вас зовут? Я же должна знать, кому обязана жизнью.
– Мое имя – Харвей Дрейк, сэр Харвей Дрейк, баронет из Уоттон-Парка, Вустершир. А как ваше?
– Паолина Мэнсфилд. Мой отец был капитаном гвардейских гренадеров.
– У вас итальянское имя.
– Моя мать была итальянкой.
«Так вот чем, – подумал он, – объясняются темные глаза, которые так странно контрастировали с золотом ее волос».
– Ваш покорный слута, мисс Мэнсфилд.
Он поклонился и вышел из дома на мощенную булыжником тропинку. Идти было неудобно из-за отсутствия ботинок, но, к счастью, море было недалеко. Тропинка привела его вниз, туда, где кончались скалы и где у самой воды стояли люди. При его появлении они оживились и стали дружно поздравлять его с одержанной над смертью победой.
Его познакомили с Гаспаро, длиннобородым рыбаком, который вытащил его накануне из воды и перенес в свой дом.
– Спасибо, – сказал Дрейк. – И моя благодарность гораздо больше того, что я могу выразить словами. Я надеюсь, что смогу наградить вас соответственно, если только доберусь до корабля, где остались мои сбережения.
– Вряд ли это получится, синьор, – ответил один из рыбаков. – Волны все время прибивают корабль к скалам. Мы не можем туда добраться. Если море не успокоится, он скоро потонет, и тогда уже ничего нельзя будет спасти. Там очень глубоко, у этих скал.
Сэр Харвей посмотрел на корабль. Он застрял недалеко от берега, но волны и спрятанные под ними рифы делали попытку приблизиться очень рискованной.
Он видел, что рыбак был прав. Каждая новая волна поднимала судно, а затем с силой опускала его на рифы. Где-то через час при таком течении дел на поверхности от корабля ничего не останется.
Дыра на боку корабля все расширялась, пропуская воду. В результате крушения куски судна были раскиданы по всему морю, и как только какой-нибудь предмет приближался к берегу, он немедленно вытаскивался рыбаками. На одной из досок, прибитых к берегу, было написано название корабля – «Санта-Лючия», а внизу: «Неаполь, 1740 год».
– Только десять лет, – заметил рыбак, вытащивший ее из воды. – Не слишком долгая жизнь.
– Но там, внутри, наверняка куча добра, – ответил другой. – Пошли, посмотрим.
Но, несмотря на все это, спускать лодки на воду было по-прежнему опасно, хотя на берегу их было не меньше дюжины.
– Кто-нибудь из вас умеет плавать? – задал вопрос сэр Харвей, хотя заранее знал ответ.
– Нет, нет, синьор.
Этого он и ожидал. Он оценил расстояние от берега до судна и начал снимать камзол.
– Что вы делаете, синьор?
– Я собираюсь посмотреть, что осталось, – ответил сэр Харвей.
Поднялся жуткий шум, все заговорили разом, пытаясь убедить его отказаться от этой затеи, утверждая, что риск слишком велик.
Он не обратил на все это ни малейшего внимания и, раздевшись, сложил рубашку и рваные чулки на сухой песок. Оставшись только в панталонах, он пошел к морю. Он попытался размять мышцы, тело было по-прежнему одеревенелым, голова болела, но все остальное было в норме. Без дальнейших комментариев он прыгнул в воду.
Вода была не такой холодной, как вчера ночью, можно было даже сказать, что она ободрила его. Прилив быстро нес его к месту крушения, и он не раз опасался оказаться под водой. Пару раз волны накрывали его с головой, но каждый раз он удачно выбирался.
Он доплыл до судна и с большим трудом избежал опасности быть раздавленным о него. Он умудрился обогнуть разбитый корпус, проскользнув между кораблем и скалами. Затем с ловкостью кошки он взобрался на то, что еще осталось от палубы. Скоро должен был начаться отлив, который позволит рыбакам добраться до корабля. Он обернулся назад и понял, что успел как раз вовремя. Он хорошо знал, что имущество с разбившегося корабля принадлежит тому, кто первым его обнаружит.
Он с трудом вскарабкался по наклонной плоскости палубы. Ему приходилось двигаться только в промежутках между ударами волн. Но как бы то ни было, он сумел к ним приноровиться. Затем, попав внутрь корабля, он начал искать то, за чем пришел.
Ему хватало воздушного пространства, чтобы двигаться и дышать, хотя каждая новая волна или обливала его грязной водой с ног до головы, или откидывала на обломки корабля. Внутри было темно, но благодаря многочисленным дырам он видел достаточно.
Он искал одну каюту. Она находилась на другом конце корабля, направленном в сторону, противоположную скалам. Эта часть судна была сравнительно целой.
Амбразуры были пусты, и оттуда лился солнечный свет, в лучах которого он разглядел то, что ожидал здесь найти.
Это было тело женщины, лежавшей на полу под слоем воды около фута. Волны перекатывали ее по каюте. Благодаря свету из пустых амбразур он отчетливо видел все детали. У нее были темные волосы, плававшие в мутной воде, и ярко-красные губы, даже после смерти.
Когда вода в очередной раз повернула тело, он увидел, что женщина сжимала что-то в руках. Это была бархатная шкатулка, инкрустированная по углам серебром, в которых обычно хранят драгоценности. Никакие удары волн не заставили ее разжать пальцы, побелевшие, но все еще крепко державшие коробочку.
С глубоким вздохом сэр Харвей нагнулся и забрал шкатулку из ее тонких пальцев. Ее рука, освободившись от коробочки, безвольно упала.
