Пьер Лоти - Женитьба Лоти
…Вдруг мы увидели, как с Орохены спускается что-то ужасное, огромное, черное… нечто невероятное, какой-то вестник стихийного бедствия… В одно мгновенье нас окружила непроглядная мгла, промчался шквал, осыпая листья и сухие ветки – и тут же ливень окатил потоками ледяной воды…
Кое-как мы нащупали ствол большого дерева и укрылись под ним, тесно прижавшись друг к другу. Мы оба тряслись от холода, а Рараху еще и от страха…
Ливень промчался – и настало утро, разогнавшее тучи и ночных призраков. Мы смеялись, сушили на ясном солнце одежду, потом скудно, по-таитянски, позавтракав, пошли вниз.
XXII
К вечеру, страшно усталые и голодные, но без приключений, мы добрались до низовий Фатауа.
Навстречу нам попались двое незнакомых юношей. До пояса обнаженные, в туземных парео вокруг бедер, на головах венки из роз, как у Рараху… На палках через плечо у них висела превосходная добыча – огромные связки плодов хлебного дерева и ярко-красных бананов.
Мы устроились все вместе в цветущей лощине под благоухающей сенью лимонов.
Юноши стали тереть сухие палочки, и скоро в их ладонях блеснул язычок пламени; они разожгли большой костер, испекли в траве плоды и свой прекрасный ужин разделили с нами – так принято в здешних местах.
Рараху с этой прогулки вынесла такое множество волнующих впечатлений, будто съездила в дальние страны.
Ее неискушенному разуму открылось множество новых понятий – о беспредельности мира, о происхождении человеческих рас, о тайне их судеб…
XXIII
В Папеэте было две законодательницы мод – Рараху и ее подруга Теурахи. Всем остальным они задавали тон – какие фасоны, цвета одежды, какие шляпки и венки носить…
Обычно они, бедненькие, ходили босиком и довольствовались весьма скромной роскошью – главным образом венками из свежих роз. Но прелестные юные лица, совершенные фигурки делали их очаровательными и в таком простом наряде.
Подруги часто выходили в море на хрупкой пироге, сами управляли ею и любили смеясь проплыть под самым носом «Рендира».
Когда они шли под парусом, то утлая их лодчонка, накренившись под свежим ветром, неслась с поразительной скоростью – а они, стоя в лодке, с горящими глазами и развевающимися волосами, походили на неких морских духов. Подружки так ловко справлялись со своим стремительным суденышком, что оно летело как стрела, оставляя за собой длинный пенистый след.
XXIV
Таити Дивный, король Полинезии, европейский остров средь дикого океана – перл и бриллиант пятой части света.
Дюмон-Дюрвиль
Действие происходит у королевы Помаре в ноябре 1872 года.
В этот вечер придворные дамы, обычно возлежащие босиком на свежей травке или панданусовых циновках, к празднику принарядились.
Я сидел за роялем с развернутым клавиром[69] «Африканки».[70] Этот рояль – дорогой инструмент с нежным глубоким звуком, подобным органному или колокольному, – на Таити был новостью: он прибыл в тот самый день утром. Музыка Мейербера тоже впервые звучала здесь.
Рядом со мною стоял мой товарищ Рэндл, прекрасный тенор: позже он оставил морскую службу ради артистической карьеры; на некоторое время сделался весьма знаменитым на американской сцене под именем Рандетти, но скоро спился и скончался в нищете.
Тогда его голос и талант достигли расцвета. Я никогда не слыхал мужского голоса обворожительней. Мы услаждали слух таитян – в этой дикарской стране аборигены непостижимым образом понимают музыку.
В глубине гостиной под собственным портретом (некий талантливый художник изобразил ее тридцать лет тому назад, прекрасную и поэтичную), на позолоченном троне, обитом красной парчой, восседала королева. На руках она держала тяжело больную внучку, Помаре V; девочка уставилась на меня огромными – от жара они стали еще больше – глазами.
Грузное бесформенное тело старухи занимало все сиденье. На ней было бархатное малиновое платье; атласные башмаки кое-как налезли на ее распухшие ступни.
Рядом с троном на подносе лежали панданусовые сигары.
При королеве находился переводчик в черном костюме. Она понимала по-французски не хуже парижанки, но ни разу не соблаговолила произнести ни слова.
Адмирал, губернатор и консул сидели подле нее. В старом, морщинистом, смуглом, широком, суровом лице Помаре сохранились следы былого величия, но безмерная печаль лежала на ее челе. Смерть одного за другим уносит ее детей, пораженных наследственной неизлечимой болезнью; королевство захвачено цивилизацией; все идет вразнос, прекрасная страна превращается в притон…
За открытыми окнами колыхалось море голов в цветочных венках. Все сгрудились под окнами, чтобы послушать музыку: фрейлины – Фаимана, подобно наяде,[71] увенчанная тростником и листьями; в дурмановом венке Техаимана; Териа, Рауреа, Тапу, Эрере, Таиреа… Тиауи и Рараху…
Стену, выходящую в сад, заменяла колоннада из драгоценного дерева; за нею в звездной ночи – таитянские дали…
На скамейке под колоннадой на фоне ночных небес восседали придворные дамы: предводительницы племен и принцессы крови. Их ярко освещали четыре больших золотых торшера в стиле помпадур[72] (как они только туда попали?). При свечах блестели дамские наряды, и впрямь по-настоящему красивые и элегантные. У местных красавиц от природы миниатюрные ножки; в праздничный вечер они обуты в изящные атласные туфельки.
Там блистала великолепная Арииноре в вишневом платье, в венке из пииа, – та, что отвергла французского лейтенанта М., разорившегося на свадебный подарок, и руку гавайского короля Камехамехи.[73]
Рядом с нею – неразлучная подруга Паури, очаровательная дикарка, – то ли странно уродливая, то ли странно прекрасная: люди с такими лицами едят сырую рыбу и человечину. Удивительная девушка: она живет в далекой лесной деревне, но образованна, как английская барышня, а танцует, как испанка…
Титауа, пленившая английского принца Альфреда, – редкий пример таитянки, сохранившей красоту в зрелом возрасте. На ней великолепные жемчуга, в волосах развевается рева-рева.
Две ее дочки, красавицы под стать матери, недавно вернулись из лондонского пансиона. На них модные европейские бальные платья, но по просьбе королевы низкие декольте прикрыты таитянскими тапа из белой вуали.
Принцесса Ариитеа, невестка Помаре – нежноликая, простодушная; как всегда, у нее в распущенных волосах заколоты бенгальские розы.
