Виктория Холт - Римский карнавал
— Отец, — воскликнула она, — когда мы увидим Чезаре?
Джулия и папа одновременно улыбнулись, обменявшись взглядами.
— Похоже, я права, — заявила Джулия. — Бедная Лукреция! У нее еще никогда не было возлюбленного.
Александр редко открыто выказывал недовольство своим любимым девочкам, и на этот раз только тень омрачила его лицо, но Джулия знала: ее замечание задело его. Тем не менее она была слишком уверена в себе, чтобы бояться его недовольства.
— Это правда, — повторила она почти с вызовом.
— Однажды моя дочь откроет для себя огромное счастье любви, не сомневаюсь в этом. Но она подождет, когда придет ее пора.
Лукреция взяла руку отца и поцеловала ее.
— Она больше всех любит своих отца и брата, — сказала Джулия. — Да, каждый раз, когда она видит какого-нибудь мужчину, она говорит:
« Как незначителен он рядом с отцом или братом… с Чезаре или Джованни!»
— Лукреция не зря носит фамилию Борджиа, — заметил Александр, — а Борджиа видят в Борджиа великую силу.
— И не только они, — сказала Джулия, улыбаясь и держа в своей руке руку папы. — Я прошу, возлюбленный святой отец, скажи мне, кто теперь станет женихом Лукреции.
— Очень важный человек. Его зовут Джованни Сфорца.
— Он стар? — поинтересовалась Джулия.
— Какое отношение имеют годы к любви? — задал вопрос папа, и на этот раз в его голосе слышался упрек.
Но Джулия тут же постаралась успокоить его следующей репликой:
— Только Боги обладают даром оставаться молодыми. А я могу поклясться, что этот Джованни Сфорца не больше чем человек.
Александр улыбнулся и поцеловал ее.
— Это хорошая партия. Моя возлюбленная дочь будет благославлять меня за него. Лукреция, подойди ко мне, разве ты не собираешься выразить свою радость?
Лукреция поцеловала отца, выполнив свой долг.
— Но я уже не раз была обручена. Прежде чем выражать свою благодарность, я подожду до тех пор, пока увижу его и выйду за него замуж.
Александр улыбнулся. Они развлекали его своими разговорами, и он с сожалением должен был отослать их — ему предстояло заняться делами.
В сопровождении слуг они покинули Ватикан. Когда они пересекали площадь, какой-то оборванец нагло уставился на Джулию и выкрикнул:
— Вот невеста Христова!
Глаза девушки загорелись яростью, но дерзкий мальчишка не терял времени даром — он уже удрал, несясь со всей скоростью, на которую были только способны его ноги, и скрылся из виду прежде, чем Джулия успела послать кого-нибудь следом.
— Ты сердишься, Джулия, — сказала Лукреция, — тебя расстроили слова нищего.
— Меня не волнуют оскорбления, — возразила та. — Ты поняла, что он хотел сказать?
— Что ты возлюбленная моего отца. Это не оскорбление. Вспомни о тех, кто приходит искать твоего расположения именно по этой причине.
— Простой люд считает это оскорблением, — сказала Джулия. — Хотела бы я иметь возможность посадить этого наглеца в тюрьму. Я бы наказала его.
Лукреция содрогнулась. Она знала, что тому, кто осмеливался оскорбить знатную особу, могли отрезать язык.
Она не должна думать о таких вещах. Возможно, она научится вспоминать о подобных случаях совершенно равнодушно, как научилась спокойно воспринимать связь между отцом и Джулией и отношение к ней благочестивой Адрианы или как она смирилась с тем фактом, что она сумеет нажить состояние и приобрести влияние, если станет брать подношения. Она не сомневалась, что со временем будет с таким же равнодушием, как и другие, взирать на подобные вещи и события, но мягкость ее души осложняло дело.
Ей следует успокоиться. Она должна быть точно такой, как те, среди которых она живет. Она должна перестать думать о тех злобных созданиях, которые своей неосторожностью заслуживают жестокого наказания только из-за того, что им захотелось вольно поговорить.
Ей хотелось быть счастливой, поэтому она станет думать о чем-нибудь, что улучшит ее настроение.
Она повернулась к Джулии.
— Наверное, я выйду замуж за этого Джованни Сфорца. Мне нравится, как звучит его имя. Его зовут так же, как моего брата.
— В Италии часто встречается это имя, — напомнила ей подруга.
— Но мне кажется, может случиться что-то такое, что заставит отца выбрать для меня другого мужа. Джулия, я не удивлюсь, если мне никогда не придется выйти замуж — как только я бываю обручена с кем-нибудь, выясняется, что я должна выйти замуж за еще более богатого, более подходящего.
— Ты обязательно выйдешь замуж.
— Значит, тогда у меня никогда не будет любовника, как у тебя.
— Мужья не всегда бывают любовниками, моя дорогая. И тебе предстоит еще долгий путь, прежде чем ты станешь такой, как я.
Джулия наклонилась к Лукреции и улыбнулась заговорщицкой улыбкой.
— Я открою тебе свой секрет. Папа не только мой любовник. Он отец ребенка, которого я ношу под сердцем.
— О, Джулия! У тебя будет ребенок! Джулия кивнула.
— Вот почему я так рассердилась, когда бродяга так сказал обо мне. Мне кажется, все обо мне начинают говорить. Это значит, что кто-то из слуг более любопытен, чем следует… И слишком болтлив.
— Не наказывай никого за это, Джулия, — сказала Лукреция. — Вполне естественно, что они так ведут себя.
— Почему тебя волнует, кого я накажу? Лукреция ответила:
— Я не хочу думать о наказаниях. Разве на площади недостаточно ярко светит солнце или покои моего отца были недостаточно прекрасны? Скоро вернутся домой Чезаре и Джованни, а я выйду замуж. Все это делает меня счастливой. Только об этом я хочу думать.
— Иногда ты кажешься совсем наивной, а иногда ты ведешь себя настолько иначе, что тебя просто трудно понять.
Лукреция сидела в комнате дворца Санта Мария, служанки помогали ей одеваться. Одна рабыня застегивала пояс ее платья, другая украшала волосы драгоценностями.
Приготовления к свадьбе значительно продвинулись вперед. Дон Гаспаро, отвергнутый жених, утешился полученными тремя тысячами дукатов.
Теперь весь Рим обсуждал союз Борджиа — Сфорца. Некоторые в нем усматривали угрозу своей безопасности, а делла Ровере решил, что будет находиться в большей безопасности подальше от Рима. И Ферранте Арагонский был обеспокоен союзом, с тревогой ожидая, что он принесет.
Лукреция была уверена, что помолвка дошла до той стадии, когда никто уже не сомневается в ее будущем замужестве с Джованни Сфорца.
Поэтому, когда паж постучался к ней в комнату, попросил разрешения войти и сообщил, что во дворец приехал знатный господин и хочет ее видеть, Лукреция сразу же подумала о Джованни Сфорца.
Конечно, ему не следовало так поступать. Он не должен был приезжать неофициально, пока по городу не пройдет торжественная процессия — дочь папы и ее нареченный муж не могут встречаться так, словно она горничная, а он слуга, но все равно ей приятно и весьма романтично увидеть его сейчас. Она расправила складки парчового платья и взглянула на себя в отполированное металлическое зеркало. Она была прекрасна. Ей так хотелось вкусить любви, о которой столько рассказывала Джулия.
