Елена Езерская - Крепостная навсегда
— Не гони меня, Никита, — Анна вдруг стала собранной и заговорила решительно. — Я свою судьбу поняла. Но не могу я с Иваном Ивановичем не проститься. Его уже обрядили да в церковь перенесли. Вот поклонюсь ему последний раз и — все.
— Про это ничего не скажу — святое, — кивнул Никита, — только я вперед выеду, буду ждать тебя на опушке, там, где развилка на три имения.
— Знаю, — согласилась Анна и, не оглядываясь, вышла из конюшни.
Незамеченной она пробралась в домашнюю церковь Корфов, где завтра должно было состояться отпевание старого барона. В церкви горели свечи, пахло ладаном и цветами из оранжереи — душистыми и сладкими. Гроб стоял на возвышении, а Иван Иванович лежал в нем, как живой.
— Дядюшка, милый! — кинулась к гробу Анна. — Зачем вы покинули меня?!
Вся ее жизнь в эту минуту промчалась перед ее взором — безоблачное детство, счастливая юность. Барон обожал ее — баловал и учил, мечтал увидеть на знаменитых театральных сценах. Он был поверенным во всех ее делах, оберегал и сопутствовал. И Анна всегда отвечала ему искренней любовью и почтением, на которые только способна любящая и преданная дочь.
Анна не знала своих родителей, но барон обещал ей когда-нибудь все рассказать. И вот он ушел, не увидев ее триумфа на Императорской сцене, не открыв тайну ее происхождения…
— Вот ты где! Я так и думал, что не решишься убежать, не простившись с отцом, — громко сказал Владимир, нарушая трепетную тишину церкви.
Анна вздрогнула и оглянулась.
— Что — испугалась? Виновата в чем? — издевательски спросил ее Корф.
— Никакой вины не знаю за собой, — гордо ответила Анна.
— А чего же бежать собралась? Мы только что Никиту поймали, когда он двух рысаков со двора выводил. Сам — с вещами, деньги при нем нашли, — улыбался Владимир. — Я пока не решил, что с ним делать, потому что он глупый теленок. Понимаю, что из нежных чувств к тебе решился на крайнее. А вот как с тобой поступить? Нашел-таки Карл Модестович отравителя. Что скажешь-то?
— Вы теперь вольны сделать все, что угодно. Вы можете издеваться надо мной, сколько вам будет угодно, можете отправить меня под суд и на каторгу. Но вы не можете отнять у меня любовь человека, заменившего мне отца! Позвольте проститься с Иваном Ивановичем, как положено.
— Любовь, говорите, — криво усмехнулся Корф. — А что такое любовь, Анна? Одно из пустых слов, которым пользуются низкие люди, чтобы добиться своих целей.
— Это ваше определение любви, а я считаю, что любовь — это единственное, что утешает в беде.
— И как же вы утешали моего батюшку?
— Это не я утешала его, а вы. Когда Иван Ивановичу нездоровилось, он перечитывал ваши письма, присланные с Кавказа.
— Перечитывал?! После того как сжигал их в камине.
— Он хранил все ваши письма и часто перечитывал их вслух. «А морозы у нас здесь отец стоят лютые. Часовые ночью разжигают огонь, но ветер гасит его. Здесь у нас в цене теплые вещи и коньяк. Кстати отец, не пришлешь ли мне рублей шестьсот на покупку зимней амуниции?» Вспоминаете? Он знал, что деньги вам нужны не на теплые вещи. Он знал, что вы часто проигрывались в карты.
— Отец догадался? — не поверил ей Корф. — И, несмотря на это, прислал в два раза больше, чем я просил? Я думал, что безразличен ему. А я ведь тоже не спал ночами, мечтал, как напишу ему: «Отец, нашего полковника ранили, и я вынес его с поля боя на руках». Представлял, как отца благодарит за меня сам император. Как отец гордится мной.
— Он каждый день говорил о вас.
— Господи, как же мне его не хватает! — Владимир заметил, что Анна сочувственно потянулась к нему, и отшатнулся. — Довольно душеспасительных бесед! Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, а тем более, в твоей!
— Говорят, жалеть — значит любить.
— Для чего вы это делаете со мной?! — в сердцах воскликнул Владимир. — Неужели только ради того, чтобы получить вольную?
— Иван Иванович учил меня терпению и мужеству, — тихо сказала Анна. — Вы можете не волноваться — я знаю, что в доме столько ненатертых полов, нечищеных сапог, что мне придется провести всю жизнь в вашем поместье, терпя издевательства Карла Модестовича. Что ж, я готова к такой судьбе.
— Неужели?
— Ах да, забыла… Карл Модестович хлопочет, чтобы я попала в тюрьму. Значит, мне придется провести остаток дней не в поместье, а за решеткой. Ведь так?
— О чем бы ни хлопотал Карл Модестович, окончательное решение выношу я.
— И мы оба знаем, каким оно будет.
— Нет, это я знаю, а вы узнаете сейчас, — со знакомой Анне и всегда пугавшей ее твердостью произнес Корф. — Вы помните, что случается с беглыми крепостными? Отлично! Тогда я предлагаю вам сделку: я дам вольную Никите, а вы останетесь здесь в том же качестве, что и всегда. Я обещаю и даю слово чести, хотя и лишен ныне возможности дать вам слово офицера, что в вашей жизни ничего не изменится. Но только ради доброго имени моего отца! Я не хочу, чтобы кто-нибудь мог сказать, что барон Корф дурачил всех, выдавая крепостную за свою воспитанницу благородных кровей.
— Но вы же обещали Ивану Ивановичу…
— Я обещал ему позаботиться о вас, но не освобождать. Эта честь достанется Никите. Или он будет наказан, а вы — опозорены и арестованы. Выбирайте! И времени на размышления у вас нет.
Анна обернулась к гробу и зашептала:
— Господи! Вразуми меня! Укрепи меня! Дядюшка! Только ради вас!
И вдруг почудилось — Иван Иванович улыбнулся ей! Словно ветер прошелестел — пламя свечей изогнулось и снова запылало с еще большей силой.
— Я согласна, — кивнула Анна.
— Хорошо. Ступайте к себе! И помните — однажды я просил вас оставить Репнина в покое. Будьте благоразумны и не давайте мне повода наказывать вас. Отец, теперь ты будешь доволен!.. Да, хочу, чтобы вы знали, Анна, я прекрасно понимаю, кто такой Карл Модестович, но считаю, что, пока мы не можем доказать его вину, ему лучше быть у меня на глазах. В бегах он нам не подвластен, а я не хочу терять возможность расквитаться с убийцей моего отца.
Корф вышел из церкви, Анна не смогла последовать за ним. Силы оставили ее — она села на скамеечку подле гроба барона и зарыдала.
* * *Утром к Корфам съехались почти все приглашенные на спектакль три дня назад. Не появилась только Долгорукая. Забалуев, выражая свои соболезнования, сказал, что княгине нездоровится. Смерть барона подействовала на Марию Алексеевну удручающе, и у нее случилась мигрень.
В небольшой домашней церкви Корфов места всем не хватило — крепостные, обожавшие своего барина, толклись у входа. Внутрь попали только Варвара, Никита да Модестович с Полиной, которая держалась за управляющим, как нитка за иголочкой. Никита плакал, никого не стесняясь. До начала панихиды Владимир собрал дворовых и сообщил, что в память об отце объявляет о решении даровать вольную одному из своих крепостных. По легкому шуму, пробежавшему после прозвучавшего имени Никиты, Корф понял, что эти люди ожидали услышать другое имя. А потом еще и Никита упал ему в ноги и стал просить обменять его свободу на вольную для Анны. Корф страшно рассердился и приказал ему взять документ, в противном случае пообещал наказать Анну.
