Мэри Брэддон - Тайна фамильных бриллиантов
— Благодарю вас, сэр, искренно благодарю вас, — сказал старик, низко кланяясь. — Редко случается мне получать столько денег за труды. Я показывал собор одному герцогу, но герцог не наградил меня с такой щедростью, как ваша милость, сэр.
Мистер Дунбар улыбнулся.
— Очень может быть, что герцог не так богат, как я, несмотря на все его герцогство.
— Как можно, сэр, разумеется, нет, — отвечал старик, с восхищением смотря на банкира и вздыхая жалобно, — а ведь хорошо быть богатым, сэр; должно быть, очень хорошо! А вот у кого дюжина внучат да жена больная, с постели не встает, уж куда как жизнь тяжела покажется!
Может быть, сторож питал слабые надежды еще на полсоверена от этого богатого джентльмена. Но мистер Дунбар уселся на скамье у низенькой двери собора и вынул часы.
Сторож тоже взглянул на них; это был хронометр, стоивший сто гиней — образцовое произведение Бенсона; на нижней дощечке был вырезан герб Дунбаров, на массивной золотой цепочке висел медальон, тот самый медальон, в котором был миниатюрный портрет Лоры Дунбар.
— Семь часов! — воскликнул банкир. — Моему слуге пора бы вернуться.
— Точно так, сэр, — сказал сторож, готовый соглашаться на все, что угодно, мистеру Дунбару, — если он отправился только в Фернс, сэр, то ему пора бы вернуться; это действительно так.
— Пока он придет, я выкурю сигару, — сказал банкир, выходя на площадку, — уж он не пройдет мимо этой двери, не увидев меня; я предупредил его, что буду ждать его здесь.
Генри Дунбар выкурил сигару, потом другую; на соборных часах пробило три четверти восьмого, а Джозеф Вильмот все не возвращался из Фернса. Сторож тоже поджидал, угождая своему патрону, хотя ему давно было пора идти домой да чайку напиться, что он при обыкновенном течении жизни всегда делал в пять часов.
— Это из рук вон дурно, — закричал банкир, когда часы пробили три четверти, — Вильмот знает, что я обедаю в восемь часов, и жду его, чтобы вместе поесть. Кажется, я заслуживаю большего внимания от него. Делать нечего, надо вернуться в гостиницу «Джордж». Не будете ли вы так добры, подождать его и приказать ему скорее прийти ко мне.
Мистер Дунбар ушел, ворча что-то под нос, а бедный старик, отложив мысли о чае, остался ждать. Он добросовестно ждал до тех пор, когда пробило девять часов и над его головой звезды заблистали на синем небе; но все его ожидания остались напрасны — Джозеф Вильмот не возвращался из Фернса.
Банкир вернулся в гостиницу «Джордж». Небольшой круглый стол был накрыт в великолепной комнате первого этажа; расставленные в приятном порядке серебро и хрусталь блестели при ярком свете пяти восковых свечей в серебряном канделябре: слуга начинал уже беспокоиться насчет рыбы, как бы она не переварилась.
— Подождите подавать обед, — сказал Дунбар с явным неудовольствием. — Я не буду обедать до возвращения мистера Вильмота, моего старого слуги, который всегда пользовался моим полным доверием и был у меня не слуга, а скорее друг… Я подожду его.
— А далеко ли он пошел, сэр?
— В Фернс, около мили дальше Сен-Кросса. Я подожду его к обеду. Подайте мне пару свечей на письменный стол и принесите шкатулку.
Слуга повиновался: поставил пару свечей на стол и принес шкатулку, которая стоила сорок фунтов стерлингов, имела всевозможные удобства для делового человека и такую изящную роскошь, какую только может пожелать самый прихотливый путешественник. И все, что принадлежало этому человеку, было в том же роде: все носило на себе печать почти несметного богатства.
Мистер Дунбар вынул из кармана связку ключей и стал отпирать шкатулку; однако это не сразу ему удалось, потому что он с трудом отыскал подходящий ключ. Он взглянул с улыбкой на служителя, который не уходил из комнаты, желая угодить ему и быть готовым исполнять его приказания.
— Должно быть, я выпил сегодня лишний стакан мозельвейна, — заметил банкир, рассмеявшись. — По крайней мере, мои враги могли бы так сказать, если б увидели, с каким трудом я отыскиваю ключ от своей собственной шкатулки.
Однако в это время он отворил шкатулку и стал рассматривать один из многочисленных пакетов с бумагами, которые лежали в определенном порядке, тщательно сложенные и с четкими надписями.
— Так прикажете подождать с обедом, сэр? — спросил слуга.
— Разумеется; я дождусь моего друга, как бы долго он ни задержался. По правде сказать, я не имею особенного аппетита, потому что плотно позавтракал в Саутгэмптоне. Я позвоню, когда захочу есть.
Слуга вышел с затаенным вздохом, и Генри Дунбар остался один перед раскрытой шкатулкой, стоявшей на столе при свете высоких восковых свечей.
Больше часа он сидел все в одном положении, разбирая бумаги одну за другою и снова укладывая их.
Видно, мистер Дунбар очень любил порядок и точность, потому что бумаги, и без того уложенные в совершенном порядке, он опять перекладывал, каждую бумажку развертывал, пересматривал и снова вкладывал в пакеты; перечитал все письма и делал заметки для памяти в своей записной книжке.
И при всем этом он не выказал ни малейшего признака нетерпения, свойственного человеку, ожидающего другого. Он до такой степени был поглощен своим занятием, что забыл, может быть, о существовании пропавшего человека; но в девять часов он снова запер шкатулку на замок, вскочил со своего стула и позвонил.
— Я начинаю сильно беспокоиться насчет моего друга, — сказал он. — Попросите хозяина прийти ко мне.
Мистер Дунбар отошел к окну и все время смотрел на улицу, пока слуга исполнял его приказание. На улице все было тихо; фонари мелькали в разных местах; мостовая побелела от лунного света. Шаги одинокого прохожего по тротуару почти так же глухо отдавались, как давеча голоса Дунбара и сторожа звучали под сводами собора.
Хозяин явился за приказаниями богатого посетителя.
— Чем могу служить вам, сэр? — спросил он почтительно.
— Вы можете оказать мне огромную услугу, если отыщете моего друга. Я начинаю сильно тревожиться о нем.
Мистер Дунбар подробно рассказал, как он с пропавшим другом отправился в рощу по дороге в Сен-Кросс, как они условились, что Вильмот пойдет в Фернс и на обратном пути зайдет за своим прежним господином в собор. Он также подробно объяснил, что за человек был Джозеф Вильмот и в каких отношениях он с ним находился.
— Конечно, не хочу и думать, чтобы тут была серьезная причина для беспокойства, — сказал он. — Сам Вильмот сознался мне, что в последние годы вел не совсем трезвую жизнь. Очень могло случиться, что он зашел по дороге в какой-нибудь трактир и сидит себе под хмельком в кругу веселых приятелей. Нечего сказать, удружил он мне сегодня!
