Тамара Лей - Молитва любви
– Нет, – ответила она, обхватывая себя холодными руками и стараясь согреть их в складках платья. – Я надела это облачение по приказу отца. Он еще не знает о моем грехе.
К тому, что произошло дальше, Грей оказалась совершенно неподготовленной, хотя заметила подозрительный блеск в глазах Бальмейна еще до того, как он протянул руку и ухватил подол ее юбки. Резко дернув девушку вперед, барон рывком усадил ее к себе на колени.
– А когда же ты собираешься рассказать отцу, что больше не годишься в монахини? – заинтересованно спрашивал Бальмейн, в то время как Грей барахталась, запутавшись в своем слишком просторном одеянии. – А может быть, он знает о твоем грехе или даже сам замыслил таким образом подстроить мне западню? Это он подослал тебя?
Грей затихла. Обвинение поразило ее, словно пощечина. Он действительно подумал, что Грей с отцом задумали поймать его в западню, пожертвовав ее невинностью. Что она отдала свое тело в надежде получить какие-то уступки. Нет, от этого человека ей ничего не нужно!
Отбросив покров, упавший на лицо, она возмущенно глянула на барона.
– Отпустите меня! – потребовала Грей, подавив желание вцепиться ногтями ему в лицо.
Барон усмехнулся и не позволил ей вскочить с его колен.
– Чего же ты хотела добиться, соблазняя меня?
Грей уперлась руками в его грудь, попробовала оттолкнуть, но, несмотря на все усилия, Бальмейн лишь крепче сжал ее в объятиях и повернул лицом к себе… Пораженная тем, насколько привлекательным мужчиной кажется барон Бальмейн, даже с лицом, искаженным гневом, Грей не заметила, что повязка у нее на голове съехала в сторону.
– Ты надеялась принудить меня жениться на тебе? – продолжал допрашивать барон. Его теплое дыхание овевало Грей. – Неужели Медланд так важен для тебя, что ты решилась заплатить за него своим телом, а может быть, даже заложила душу?
Так вот какие мысли возникли у барона Бальмейна! Неведомая доселе ярость охватила Грей, захлестнув все тело горячей волной.
– Нет, – громко возразила она, вытягиваясь, как струна, в стальных руках рыцаря. – Никогда я не вышла бы замуж за такого человека, как вы. Если бы я знала, кто вы такой, то никогда не отдалась бы вам!
Казалось, Бальмейна позабавил этот взрыв негодования.
– И я должен поверить тебе? – покачал он головой. – Больше похоже на то, что ты выследила меня и решила использовать подходящий случай.
Разъярившись еще сильнее от подобных предположений, в отчаянии оттого, что не имела возможности освободиться от этого любовника, ставшего врагом, Грей принялась изо всех сил молотить кулаками по его груди. Бальмейн лишь посмеивался над бесполезными попытками слабого существа противостоять его силе. Грей дала выплеснуться своей ярости и затихла, опустив дрожащие руки на колени и глядя в холодные глаза своего противника.
– Вы ошибаетесь относительно моих намерений, – она старалась говорить ровным голосом, скрывая волнение. Неважно, поверит он ей или нет, но правду барону Бальмейну знать следует.
– Отдавшись вам, я навсегда отреклась от монашеского служения. Я сделала это не для того, чтобы заполучить мужа, – она опустила ресницы, потом снова посмотрела в глаза рыцарю. – Я поступила так, потому что меня заставляли дать обеты той жизни, которую я не хотела вести. Мне хотелось бы остаться с отцом и помогать его людям…
– Моим людям, – резко поправил ее Баль-мейн.
Да, теперь они принадлежали ему. Грей кивнула:
– Нужда их велика, их поля…
– Думаешь, я не смогу о них позаботиться? Сможет ли? Человек, который так жестоко обошелся с ее братом?
– Даже если ты говоришь правду, – продолжал барон, – а я настолько глуп, что поверю тебе, то, могу сказать, напрасно ты использовала меня для достижения своих целей.
– Это верно, – согласилась Грей, – и я раскаиваюсь в содеянном, но изменить уже ничего нельзя. – Она посмотрела на свои сцепленные руки. – Я не хочу возвращаться в аббатство.
– Извини, но я тебе не верю, – сказал Бальмейн, пытливо вглядываясь в лицо Грей, которая вспомнила о метке, родимом пятне, спрятанном под повязкой. – Я слышал, многие предпочитают жизнь в монастыре тяготам обыденной жизни… даже если эта жизнь протекает в замке.
Грей покачала головой:.
– Я жила в аббатстве с семи лет и все эти годы была несчастна в стенах монастыря. Может быть, другие стремятся к такой жизни, но мне участь монахини представляется незавидной, – она бессознательно подняла руку, чтобы пригладить полотняную повязку и покров, спускавшийся вдоль Шеи.
Барон сразу же задержал ее руку.
– Твой рассказ очень трогателен, – насмешливо заметил он, дотрагиваясь до повязки, стянутой под подбородком.
– Нет, – отшатнулась Грей, откинув голову назад, но пальцы Бальмейна сомкнулись на ее шее, и лицо девушки снова оказалось перед его глазами.
– Мне рассказывали, что дочь Чарвика помечена дьявольской меткой, – произнес он, касаясь губами ее рта и поглаживая по щеке. – Это ты прятала от меня вчера?
Грей кивнула.
– Покажи мне, – он отнял руку и поднял голову. Взгляд Бальмейна как бы призывал ее воспользоваться предоставленной возможностью и сбежать.
Сначала Грей была слишком удивлена, чтобы что-то предпринять, и лишь тупо смотрела на барона. «Почему он не сделает это сам?» – мелькнула мысль. Можно ли считать такое поведение признаком уважения или просто попытка еще раз унизить ее?
Грей неохотно повиновалась. Она сняла полотняную повязку с покровом и, зажав куски материи в кулаке, снова подняла глаза, ожидая ответа, который должен был незамедлительно последовать.
– Ну что ж, теперь многое становится понятным, – прошептал рыцарь, не обращая внимания на беспокойство Грей. Он рассматривал пятно над левой бровью. – Я думал, прошлой ночью ты играла со мной в какую-то игру. Следовало самому догадаться… – И его глаза снова встретились со взглядом серых глаз девушки.
– Так было нужно, – еле слышно проговорила Грей, страстно желая, чтобы ее избавили наконец от мучительного объяснения. Она снова склонила голову, и завеса шелковых волос упала между ними.
– Значит ты неправильно обо мне судила, – сказал Гильберт Бальмейн так нежно, что от этих слов сердце девушки забилось сильнее.
Она вскинула голову, и на мгновение образ того призрачного возлюбленного, который стал дорог ей, промелькнул и снова исчез.
Бальмейн опять казался Грей человеком, враждебно настроенным и опасным, человеком, которого она боялась.
– Видишь ли, – задумчиво признался он, гладя золотистые пряди, касавшиеся его колен. – Я в дьявола верю не больше, чем в Бога. А может, и того меньше.
