Роксана Гедеон - Парижские бульвары

А теперь… теперь я чувствовала себя очень несчастной. Но вовсе не потому, что находилась в осажденном замке – островке среди будущего моря врагов. Скорее, пути, приведшие меня сюда, были результатом моего несчастья. Я слишком долго для женщины боролась за жизнь, за свою гордость, за право чувствовать себя человеком, за право не бояться. Из этого почти ничего не вышло. Я чувствовала себя несломленной, гордой, но за это пришлось заплатить слишком горькую цену. И я заплатила – своим одиночеством, тоской, полнейшей неуверенностью в будущем.

Сейчас, слушая доносящийся со двора глухой ропот толпы, я, кажется, уже ни к кому не испытывала ненависти. Даже боль утраты Луи Франсуа уже не наполняла меня гневом. Моя душа была спокойна, как тихие холодные озера в Бретани. И в то же время я твердо сжимала рукоятку пистолета в складках своей юбки. В этой комнате я нашла себе и другое оружие – красивый легкий испанский пистолет с пряжкой, украшенной серебряной филигранью, с рукояткой, отделанной перламутром и эмалью. Оно было красиво, это орудие смерти… Теперь, когда маркиз де Лескюр в точности объяснил мне, как владеть им, я была твердо уверена, что пущу его в ход, если что-то будет угрожать моей жизни или свободе. Словом, если кто-то помешает мне выйти из Тюильри, я, не задумываясь, взведу курок.

Глухой шум крепчал, становился все грознее. Я подняла голову, взглянула на маркиза, который залег среди тюфяков с ружьем наготове.

– Идут, канальи, – сообщил он не оборачиваясь.

На его лице не было заметно ни следа нервозности. Лишь только брови гневно сошлись на переносице, да в голосе звучал металл, столь неприятный мне в мужчинах…

Я заняла свое место рядом с маркизом.

– Как вы полагаете, дворец сдастся?

– Разумеется, – сквозь зубы процедил он. – Но не так легко, как думает этот сброд.

Напряженным взглядом я всматривалась во все, что происходило во дворе. Пока это больше походило на переговоры, чем на приготовление к бою.

От санкюлотов рябило в глазах. Масса волновалась, хрипела, гудела, что-то выкрикивала… Гренадеры в медвежьих шапках стояли у пушек, держа наготове зажженные фитили. Красные мундиры швейцарцев мешались с зелеными мундирами гренадеров. Несколько санкюлотов двигались к защитникам дворца, подняв в знак примирения руки. Я похолодела. Неужели они хотят перетащить канониров на свою сторону?

Как кнутом хлестнули меня отдельные выкрики:

– Кого вы защищаете?

– Да здравствует нация! К черту толстого Луи!

– Свобода или смерть!

– Наплюйте на присягу, братья! Переходите к нам, будем вместе резать аристократов!

Вся дрожа, я вцепилась в руку маркиза, пожирая глазами происходящее внизу. Швейцарцы не двигались, видимо, не понимая французской речи. Тогда к ним приблизилось два вооруженных человека. Один, кажется, принялся переводить смысл возгласов по-немецки. Другой, рослый и достаточно привлекательный, молча стоял, решительно сжимая в руке пику.

Я увидела, как заколебались ряды защитников… В довершение всего из верхних окон дворца вдруг упало несколько патронов и пустых пороховниц.

– Ведь это предательство, сударь! – вскричала я в ужасе.

Он быстро щелкнул затвором. И прежде чем я успела что-то сообразить, раздался выстрел. Выстрел из нашего окна… То есть стрелял именно маркиз. Пуля попала в самую гущу мятежников.

И в ту же минуту свинцовый дождь смертоносного огня обрушился на санкюлотов. Стреляли отовсюду и все – аристократы из окон и с балконов, швейцарцы из вестибюля и с лестницы. Белый дым обволакивал двор Тюильри. Я, оглушенная ружейной пальбой, никак не могла прийти в себя.

– Что вы стоите? Быстрее! – крикнул мне маркиз.

Я схватила ружье, в спешке перезарядила его… Дальше все пошло как во сне. Я машинально выполняла свои обязанности, уставившись глазами во двор. Из-за дыма ничего нельзя было разобрать. Я слышала душераздирающие стоны, хрипение, крики… Но чьи? К моему удивлению, ответной пальбы со стороны неприятеля почти не было.

– Огонь! – раздалась решительная команда.

Раздался оглушительный залп. Выстрелили все пушки разом. Дымом заволокло весь дворец до самой крыши, часть площади Карусель. В горле у меня запершило. Я закрыла глаза, чтобы сдержать выступившие от дыма слезы.

– Назад, назад! – послышался громовой рев.

– Отступаем, отступаем! Их там двадцать тысяч! Выстрелы щелкали то тут, то там, но это было ничто по сравнению с пушечным залпом. Дым понемногу развеивался. Я видела, как толпы санкюлотов в трусливой панике убегают от Тюильри. На брусчатке дворца остались лежать горы трупов и истекающих кровью раненых. Они стонали и хватали убегающих за ноги, умоляя не бросать их. Раненых никто не слушал.

Ряды санкюлотов от пушечной шрапнели и картечи сильно поредели. Словно коса прошла по клеверному полю…

– Это ужасно, ужасно, – прошептала я.

– Нет, – отвечал маркиз, – все в порядке. Еще один решительный залп, и от этих трусов останется только кровавое месиво. Ну-ка, дайте мне ружье! Я подстрелю еще одного негодяя, притворяющегося мертвым.

Вздрагивая от ужаса, я подала ему ружье. Мне было нехорошо. Кровавой бойни я не ожидала. И поэтому на минуту совсем забыла о том, что вскоре у Тюильри будет стоять весь Париж и никакие пушки аристократам не помогут.

Бой кипел, безжалостно ломая судьбы и отнимая жизни.

Санкюлоты недолго пребывали в замешательстве. Командиры быстро объяснили им, что в Тюильри не больше тысячи защитников. Их же, санкюлотов, было свыше двадцати тысяч…

Я машинально подавала маркизу ружья. Мы почти не разговаривали, лишь изредка обменивались репликами. У маркиза даже голубые глаза потемнели от ненависти, брови сошлись на переносице в сплошную линию. Он не останавливался ни на минуту, лишь изредка делал несколько глотков из бутылки с коньяком. Стрелял он очень метко, почти никогда не промахиваясь…

Воздух дрожал от свиста пуль. Теперь стреляли не только швейцарцы. Пули санкюлотов часто попадали в цель, отбивали штукатурку, осколки камня от фасада дворца, рикошетили по мебели.

– Ни шагу назад! Да здравствует нация! К черту Луи XVI!

Пули визжали, сплющиваясь и разбиваясь о камни, со скрежетом скользя по обнаженным саблям, разрываясь либо впустую, либо в груди того или другого участника боя…

– Не выглядывайте! – отрывисто приказал мне маркиз. – Спрячьтесь за стену! Сейчас станет совсем жарко.

Среди грохота выстрелов гремели отзвуки барабанного боя. Снова выстрелила наша пушка, заряженная картечью, страшно засвистели в воздухе осколки, впиваясь в живые тела. Санкюлоты вновь дрогнули. После такого залпа их ряды редели почти вдвое. Они в замешательстве отступали к воротам…