Джулиана Грей - Неприступный герцог
– Вздор. – Герцог принялся с удвоенной силой тереть шкуру Люцифера, с удовольствием отмечая про себя появившийся на ней глянцевитый блеск. Краем глаза он украдкой поглядывал на Абигайль и был рад тому, что она его не видит. Ибо он почувствовал себя совершенно обнаженным после ее так обыденно произнесенных слов.
– Необязательно постоянно быть настороже, – все так же невозмутимо продолжала Абигайль. – Я наблюдаю за вами с того самого момента, как мы встретились в той треклятой гостинице. Подозреваю, что у нас с вами гораздо больше общего, чем вы полагаете. Только я более трезво смотрю на вещи. Ведь меня не испортили неограниченная власть и богатство.
– Я не испорчен. – Уоллингфорд сосредоточился на мерных движениях собственной руки, постепенно возвращающих ему самообладание.
– Держите чепрак, – сказала Абигайль, выныривая из-под шеи Люцифера. – Нужно положить его… нет, наоборот. Да, вот так. А теперь разгладьте складки, иначе они причинят коню неудобство. Нет, я вполне солидарна с вами в желании сбежать от условностей. Я и сама питаю отвращение к браку и правилам, принятым в обществе.
Уоллингфорд расправил складки на чепраке.
– Я помню. Вы уже говорили мне об этом тогда, в гостинице.
– Но вы не спросили меня почему.
– Честно говоря, мне совсем не хочется лезть в ваши дела. Хотя вы не настолько щепетильны. Похоже, ваше мнение о браке известно доброй половине Лондона. – Уоллингфорд посмотрел на мисс Харвуд поверх спины Люцифера.
– Неправда. Вы – первый, с кем я заговорила об этом. Если, конечно, не считать того милого конюха на постоялом дворе. Но он совсем не говорил по-английски, так что это не считается.
Абигайль подошла к висящему на ограде седлу.
Уоллингфорд не видел ее лица. Ему даже показалось, что она нарочно от него отвернулась.
Абигайль провела рукой по седлу.
– Я расскажу вам почему. Видите ли, я никогда не хотела замуж. И не выйду, потому что дала себе слово. Когда я переехала в Лондон и увидела, как живет Александра, увидела, как моя беззаботная и озорная сестра превратилась в довольно забавную, но ужасно скучную жену большого человека, я подумала, что лучше умереть, чем повторить ее судьбу.
Уоллингфорд беспомощно смотрел на мисс Харвуд, и в его груди росло довольно странное ощущение. Ему казалось, будто в ней образовалась пустота, но при этом что-то согревало ее теплом.
Абигайль взяла с ограды седло, но вместо того чтобы отдать Уоллингфорду, сама положила его на спину Люцифера.
После этого она продолжала, но теперь ее голос звучал приглушенно:
– В ее жизни нет цели. Да, она посещает балы и званые вечера, ведет бесконечные разговоры и флиртует, но при этом не делает ничего, лишь ищет новые развлечения. Только я не думаю, что она счастлива. Ей скучно и тревожно, хотя она и делает вид, будто наслаждается жизнью. А Лилибет? Уверена, вы слышали рассказы о Сомертоне. Ее брак – это самая настоящая каторга.
– Наверное, ей следовало выбрать другого мужа, – сам того не желая, сказал Уоллингфорд, зачарованный проворностью пальцев Абигайль, закрепляющей подпруги, и ее искренним нежным голосом.
– Да, но сам институт брака! Вы не зайдете с другой стороны, чтобы подержать подпругу, ваша светлость?
Уоллингфорд послушно перешел на другую сторону и подхватил свисающий с седла ремешок.
– Возьмем, к примеру, вас, одного из самых влиятельных людей Англии. Если бы я вышла за вас замуж – не пугайтесь, я рассуждаю гипотетически, – мне пришлось бы стать образцом благопристойности. Так сказать, столпом общества! А ведь именно это и погубило Александру.
Уоллингфорд продел ремни в пряжки и закрепил их.
– Если бы я сделал вам предложение – я рассуждаю гипотетически, мисс Харвуд, лишь для того, чтобы поддержать беседу, – мной руководила бы привязанность к вам. Мне не захотелось бы, чтобы вы менялись. – Необдуманные слова сорвались с языка герцога, прежде чем он успел сдержаться.
– Мы с вами ничего не сможем изменить. Это неизбежно. Вся эта восхитительная свобода, возможность поступать как заблагорассудится, жить в этих чудесных развалинах и доить коз по утрам…
– Я полагаю, мы до сих пор рассуждаем гипотетически. Подайте мне уздечку, мисс Харвуд, если вам не трудно. – Неожиданно на сердце Уоллингфорда потеплело. Пульс вдруг с силой заколотился в жилке на шее. Герцог протянул руку, чтобы взять уздечку, и с ужасом заметил, что его пальцы дрожат.
– Ну, конечно. У меня нет никакого желания выходить за вас замуж. Я ведь уже говорила вам об этом. – Абигайль вложила уздечку в ладонь герцога, и он, как последний глупец, заглянул в ее глаза – глаза эльфа с пляшущими в них озорными искорками – и увидел играющую на губах улыбку.
– Кроме того, нужно учитывать и ваш характер. – С этими словами Уоллингфорд выхватил уздечку из ее руки. Приятное тепло мгновенно улетучилось из его груди. – У меня вполне сносный характер.
– Ну конечно. Более интересного распутника я еще не встречала. И все же вы здесь, пытаетесь погрузиться в науку и все такое прочее. Вы невероятно умны. Все ваше высокомерие напускное. Кроме того, в вас чувствуется истинная… – Абигайль сделала паузу, – внутренняя сила. Достоинство, не имеющее никакого отношения к вашему титулу.
– И откуда только вы все это знаете? – Уоллингфорд неуклюже возился с кожаными ремнями, отчаянно пытаясь сосредоточиться именно на них, а не на этой метафизической загадке, стоящей перед ним.
– Я наблюдала за вами. За тем, как вы обращаетесь с лошадьми и с друзьями. Наблюдала, как вы ведете себя за ужином, когда мы собираемся вместе. Как я уже сказала, среди всех распутников Лондона вы такой один. – Абигайль вздохнула и покачала головой. – И все же вы распутник.
Люцифер фыркнул, уткнувшись носом в затянутую в перчатку ладонь хозяина.
– Я не распутник.
– Такие люди, как вы, не меняются. – Абигайль словно не слышала его слов. – Это самое распространенное и жестокое заблуждение, увековеченное представительницами слабого пола и подогреваемое романтической литературой. Мужчина со свободными взглядами на отношения не способен измениться. Даже если он влюбится и женится по любви. Рано или поздно его стремление заполучить новую женскую плоть пересилит любовь и преданность жене. Посмотрите на своего собственного отца.
– Упаси Боже, – пробормотал Уоллингфорд. – Он умер пятнадцать лет назад, а при жизни вовсе не являлся примером для подражания.
– Вот видите? Наверное, герцог, который может заполучить любую женщину, стоит лишь ему щелкнуть пальцами, не способен хранить верность. Просто само это понятие находится за пределами его понимания. И распространение его весьма ценного герцогского семени не просто его право, но и обязанность перед человечеством. С вами все в порядке?
