Александр Дюма - Ожерелье королевы
– Вы хорошо знаете, ваше величество, – уже тише сказала она, – что никто из Таверне не может быть вашим врагом.
– Понимаю, – возразила королева, – вы не простили мне холодности по отношению к вашему брату; быть может, он сам винит меня в легкомыслии, в переменчивости?
– Мой брат слишком почтительный подданный, чтобы винить королеву, – сказала Андреа, не позволяя себе смягчаться.
Королева поняла, что, пытаясь приручить Цербера, задабривая его медом, она только возбуждает подозрения. Поэтому она сменила тактику.
– Как бы то ни было, – сказала она, – я приехала в Сен-Дени, чтобы потолковать с аббатисой, и мне захотелось увидеться с вами и заверить вас, что вдали, как и вблизи, я остаюсь вашим другом.
Андреа уловила этот оттенок; она испугалась, что в свой черед оскорбила ту, которая хотела ее обласкать; еще больше испугало ее, что она неосторожно приоткрыла проницательному взору другой женщины свою тяжкую рану.
– Желание вашего величества для меня большая честь и большая радость, – печально ответила она.
– Не говорите так, Андреа, – возразила королева, сжимая ее руку, – вы надрываете мне сердце. Да неужели несчастная королева обречена не иметь ни единой подруги, ни одной близкой души; неужели, встречаясь глазами с таким ясным взглядом, как ваш, она будет искать в нем только корысть или ненависть? Что ж, Андреа, позавидуйте королевам, владычицам достояния, чести и жизни своих подданных! Да, они королевы! Да, и золото, и кровь народа принадлежит им – но только не сердца, не сердца! Сердец они отнять не могут: они могут лишь получить их в дар.
– Уверяю вас, ваше величество, – дрогнув под влиянием этой горячей речи, возразила Андреа, – что я любила вас так, как никогда уже не полюблю в этой жизни.
И, покраснев, она опустила голову.
– Вы меня любили? – воскликнула королева, на лету уловив смысл сказанного. – Значит, вы более меня не любите?
– О, ваше величество!
– Я ничего у вас не прошу, Андреа. Будь проклят монастырь, который так быстро убивает сердца!
– Не вините мое сердце, – пылко возразила Андреа, – оно мертво.
– Ваше сердце мертво. Вы ли это, Андреа? Молодая, прекрасная – вы утверждаете, что ваше сердце мертво! О, не играйте этими зловещими словами. У кого сердце мертво, у тех не бывает такой красоты, такой улыбки; нет, Андреа, не наговаривайте на себя.
– Повторяю вам, ваше величество, ничто при дворе, ничто в свете меня больше не манит. Здесь я живу, как трава, как растение: у меня есть мне одной ведомые радости; вот почему только что, когда я увидела вас, свою блистательную государыню, я, робкая отшельница, не сразу поняла, что происходит: мои глаза зажмурились, ослепленные вашим блеском; умоляю вас, простите меня: в том, что я забыла суетную пышность света, нет большого греха; мой духовник каждый день хвалит меня за это, ваше величество, молю вас, не будьте ко мне строже, чем он.
– Так вам нравится в монастыре? – спросила королева.
– Я наслаждаюсь уединением.
– И не жалеете ни о каких радостях мира?
– Ни о каких.
«Силы небесные! – подумала королева. – Неужели я потерплю поражение?»
И по ее жилам пробежал смертельный холод.
«Попробуем ее искусить, – решила она. – Если это средство не удастся, прибегнем к мольбам. Боже милосердный, неужели мне придется умолять ее, чтобы она не отвергала господина де Шарни! За что мне такая мука!»
Справившись с волнением, Мария Антуанетта заговорила вновь:
– Андреа, вы столь решительно изъявили свое довольство, что лишили меня надежды, которую я питала.
– Какой надежды, ваше величество?
– Не будем об этом говорить, коль скоро намерения ваши так тверды… Увы, я лелеяла тень мечты, но вот она развеялась! Я живу среди теней! Не будем больше к этому возвращаться.
– И все-таки, ваше величество, раз уж вам этого хотелось, объясните мне…
– Зачем же? Вы удалились от мира, не правда ли?
– Да, государыня.
– По доброй воле?
– О да, по доброй воле.
– И вы довольны своим решением?
– Как никогда прежде.
– Вот видите, в таком случае мои речи излишни. Бог свидетель, я на мгновение поверила, что могу сделать вас счастливой.
– Меня?
– Да, вас, неблагодарная, а вы еще на меня роптали. Но теперь вам открылись иные радости, вы лучше, чем я, знаете, что вам по вкусу, в чем ваше призвание. И я отказалась…
– Сделайте милость, ваше величество, скажите мне в конце концов, о чем идет речь.
– О, ничего особенного: я хотела вернуть вас ко двору.
– Вернуть меня ко двору? – с горькой улыбкой воскликнула Андреа. – О Господи! Ни за что, никогда, как ни мучительно мне ослушаться вас, ваше величество!
Королева задрожала. Ее сердце пронзила невыразимая боль. Она терпит поражение – могучий корабль наскочил на крохотный гранитный утес.
– Вы отказываетесь? – прошептала она и, чтобы не выдать своего смущения, закрыла лицо руками.
Видя, что королева страдает, Андреа подошла и опустилась перед ней на колени; она словно надеялась, что ее почтение смягчит боль, которую она причинила Марии Антуанетте, уязвив ее дружбу или гордость.
– Полноте, – сказала она, – что бы вы стали делать при дворе со мной – печальной, ничтожной, нищей, отверженной, которой все избегают, потому что женщинам я не в силах внушить даже капли ревности, а мужчинам – даже легкого интереса и влечения? Ах, государыня, обожаемая моя госпожа, оставьте в покое монахиню, которую даже Бог не призывает к себе, видя ее никчемность, – даже Бог, прибежище убогих телом и духом. Оставьте меня.
– Поверьте, то, что я хотела вам предложить, – продолжала королева, поднимая взгляд, – опровергло бы все унижения, на которые вы жалуетесь! Благодаря замужеству, которое я имела для вас в виду, вы стали бы одной из самых блестящих дам во всей Франции.
– Благодаря замужеству?.. – пробормотала изумленная Андреа.
– Вы отказываетесь? – спросила королева, теряя всякую надежду.
– Да, отказываюсь, отказываюсь!
– Андреа… – начала было королева.
– Ваше величество, я отказываюсь.
У Марии Антуанетты болезненно сжалось сердце: пора было переходить к мольбам. Она встала с кресла, растерянная, дрожащая, в нерешительности не зная, с чего ей начать свои уговоры, и тут Андреа заступила ей дорогу. Удерживая ее за край платья – ей показалось, что королева сейчас уйдет, – она попросила:
– Ваше величество, окажите мне хотя бы одну огромную милость: назовите человека, который желал бы видеть меня спутницей жизни; я столько страдала от унижений, что имя этого великодушного человека…
И она улыбнулась горестной улыбкой.
– Имя его отныне будет бальзамом для моей израненной гордости.
