Сионская любовь - Авраам Мапу
– Не трезвонь об этом у городских ворот, не позорь дом Иорама, – строго предупредила Тирца, потрясенная рассказом.
– Не сомневайся, госпожа, сохраню в тайне, – заверил слуга.
Вернулся Азрикам, подозрительно покосился на своего слугу и зубами скрипнул с досады, увидав его здесь. Тот поспешил исчезнуть с глаз.
– Господь одарил меня богатством, да слугами наказал, – жалуется Азрикам, – пьяницы и бездельники нерадивые. От домоуправителя до последнего побегушки – все к вину пристрастились. Я знаю наверное: напился пьяным Ахан и забыл и не исполнил мой приказ угощать бедняков, а те меня теперь проклинают. За что? Всех слуг проучу! С сего дня назареями станут, забудут вкус вина!
– Сдается мне, не привыкать им к назарейству, – не удержалась Тамар.
Новые горизонты
Гнев охватил Азрикама, но ответить не успел. Вошел Иядидья, а следом тридцать учеников пророков, приглашенных на праздничную трапезу. Появился и Ситри, брат Авишая.
– Здравствуй, юноша, Ты, кажется, у Авишая в учениках? – обратился Ситри к Амнону.
– Здравствуй, мой господин.
– А почему Авишай не приглашен на трапезу? – спросил Иядидья.
– Приглашен и скоро прибудет, – ответил кто-то из слуг.
– Да вот же он! – воскликнул Тейман, завидев Авишая в окне.
– Авишай, ты воспитал прекрасного юношу, верного, бесстрашного и скромного, – сказал Иядидья, указывая на Амнона.
– Скромность – лучшая приманка для похвал, – тихо, чтоб никто не услышал, пробормотал Азрикам.
– Я заглянул Амнону в сердце и узрел немало иных достоинств. Он слагает чудные песни во славу Сиона и задушевно поет их. И речь его чиста и благородна. А, главное, Господь дал ему то, что дороже всех сокровищ – он разумеет слово Божье и тянется к нему, – сказал Авишай.
– Чего ты желаешь, Амнон? Говори, я постараюсь исполнить, – сказал Иядидья.
– О, если только возможно, я бы хотел оказаться среди этих людей, – сказал Амнон и указал на учеников пророков.
– Как и знатность рода, рвение к знаниям открывает все поприща смолоду. Становись завсегдатаем в моем доме. Здесь и пропитание твое, – ответил Иядидья Амнону, – а вы, любезные ученики пророков, – продолжил хозяин, обращаясь к гостям, – если дорожите расположением моим, то примите в свой сонм этого прекрасного юношу, щедро передайте ему знания Божьего слова и укрепите природную праведность его.
– С радостью исполним, ибо великое счастье учить того, кто сам к учению тянется. Такого ожидают слава и почет у врат Сиона, – слаженно ответили ученики пророков, довольные своей долей, от других зависимой.
– Стол накрыт в сукке. Пойдемте все, насытимся дарами Господа, а затем обсудим дела.
Глава 7
Драгоценный мир
Праздничную сукку Иядидья устроил в красивейшем уголке своего чудного сада. Зелень листвы и аромат клумб вокруг. Стволы деревьев, стянутые тростником – это стены шалаша. Крепкие ветви наверху – крыша его. Званые гости сидят за столом, Иядидья во главе. Едят, пьют, и на сердце радостно.
Тамар красива в этот день особой красотою. На ней пурпурный сарафан с кружевом. Легкий румянец на щеках, брови оттеняют снежной белизны лоб, глаза ликуют, как утренняя заря. Она глядит через окно на сидящих в сукке. Смотрит, не насмотрится на любимого Амнона, но и ненавистного Азрикама к огорчению своему тоже видит: обстоятельства никогда не бывают целиком хороши или целиком плохи. Азрикам сидит справа от Иядидьи, за ним следует Тейман, а за тем – Амнон. Потом уж Ситри, Авишай и ученики пророков.
– Как хорошо, как покойно в бестревожной обители! Бог укрыл нас своим крылом, не робея, сидим в этой мирной куще, и даже самого Санхерива, царя Ашурского, грозу стран и народов, мы не страшимся, – с пафосом произнес Иядидья.
– Господь хранит нас от беды извне, но внутри Сиона зреют семена зла, – сказал один из учеников пророков. – Вот, я слышал, Шэвна, царский писец, сеет смуту в святом Иерусалиме и тем угрожает общему спокойствию. Нет в царстве беды страшнее смуты. Люди в простоте своей могут сказать: “Нет нам защиты ни от Бога, ни от помазанника его”. И опять Господь нам в помощь. Устами пророка повелел Он, не щадя, обуздать смутьяна, в дугу согнуть и в бараний рог скрутить. И думаю я, кто станет общему миру ущерб чинить, у того в собственной его душе никогда мир не поселится.
– Зачем в такой день говорить о дурном и слушать гневные речи? Господь хранит свой народ и дарует ему мир. Давайте лучше песню споем! – сказал Авишай.
– Пусть Амнон, наш гость из Бейт Лехема, споет во славу Сиона. Авишай хвалил его голос, – сказал Иядидья.
– Не по чину мне открывать рот перед знатными господами, – сказал Амнон, – но и не исполнить волю одного из них, гостеприимство мне оказавшего, я не могу.
И зазвучал чудный голос, и разлилась песня.
Простерто над нами мира крыло,
Надежно под крышей сукки и светло.
В Египте рабами томились столетья,
Но Бог милосерден, спас наши души,
Тору поведал нам в самые уши
И помнить велел беды лихолетье.
Ашур и Бавэль укротил Избавитель,
Сион обратил в святую обитель.
Песня взвилась над полями, лесами:
Помазанник Божий, народа святыня,
Навеки прочна престола твердыня.
Песня, – как клятва пред Небесами.
Простерто над нами мира крыло,
Украшен шалаш, и на сердце тепло.
Чужие цари не пугают войной,
Боже, храни наш Сион от раздоров,
Согласья побольше, не надобно споров,
Миром воздай нам мерой двойной.
Ученики пророков восхищены чудесным пением.
– Какие изумительные слова, какое красноречие! – восклицает один.
– Был бы Амнон из колена Леви – в самом Храме Господа радовал бы песней сердца! – вторит другой.
– Он завоюет славу для Иудеи! – присоединился к восторженным похвалам Иядидья.
– Он завоевал мое сердце, – шепнула Махе на ухо Тамар, и сама не отводит взгляда от статного юноши.
Город и деревня
Нежные эти взгляды не ускользнули от глаз Азрикама, и зашевелилась ревность. Скрыл ее льстивой и хитрой речью: “Известно, что земля Сиона щедро рождает велеречивых, да кто заметит дарование? Краснобаи все при царском дворе обретаются, поближе к богатым и знатным. А тем и дела нет до красных слов, коли они благословением и вниманием самого Господа одарены
