Донна Валентино - Рыцарь прерий
– Так я внушаю вам сочувствие, Джульетта? – снова спросил Джеффри, и его низкий хрипловатый голос пробудил в ее душе ответный трепет.
Она покачала головой.
– Я думала, вам нужен друг.
Если он сейчас засмеется, она не переживет этого! Джульетте следовало бы держаться от него подальше – играть сухую, вечно недовольную вдову, какой ее все и считают. Ей следовало не изменять своей замкнутости, которую она столь старательно культивировала, и радоваться, когда он сядет верхом на коня и ускачет вдаль. Кому как не ей знать, к чему приводит потворство случайной симпатии, а тем более ее узаконивание: все кончается тем, что тебя сковывают клятвы, которые нельзя нарушить.
К несчастью, с тех пор как прошлым вечером ее поцеловал Джеффри, в ее груди словно поселился какой-то озорной бесенок. Никогда прежде Джульетта не теряла дара речи в присутствии постояльца. Никогда прежде не лежала без сна, трепеща от странно интимной мысли о том, что грубо сложенные стены ее дома отделяют их двоих от остального мира. В этих стенах она дышала тем же воздухом, которым дышал Джеффри, внимала тем же звукам, которые слышал он; они ощущали одни и те же запахи – воск, которым Джульетта полировала мебель, рагу, которое она приготовила на обед, смесь ароматных трав, которые она собирала сама.
– Ты хотела быть мне другом, Джульетта? – Джеффри склонил голову набок. От света лампы на четких чертах его лица играли золотые блики. Губы его тронула грустная улыбка. – Людям моего звания дружбу предлагают очень редко.
Она ощутила укол жалости. Естественно, переезжающему с места на место актеру трудно приобрести друзей.
– Может быть, вам следовало бы приобрести иное звание, заняться другим делом?
В ту же секунду с лица Джеффри исчезли бесследно вся мягкость и грусть. Он сделал резкий вдох и выпрямился, словно Джульетта смертельно его оскорбила.
– Рыцарство – это святая обязанность. От нее нельзя отказаться только для того, чтобы тебя окружало приятное общество.
Рыцари, вечно эти его рыцари! Ну одно можно сказать в пользу Джеффри – он последователен, чего не скажешь о ней. С минуты их встречи она мечется от одной крайности к другой, словно ива под порывами сильного ветра. Хоть Джульетта и пытается держаться твердо, но улыбка Джеффри легко склоняет ее в одну сторону, а слова – в другую, словно насмехаясь над ее решимостью не поддаваться его влиянию.
– Вы обещали, что больше не станете говорить о прошлой жизни. – Эти слова заставили ее вспомнить о том, в чем она недавно его обвинила. – И кроме того, пусть вы и актер, но лгать не умеете. Если бы вы хотели, чтобы мы поверили вашим сказкам…
– Это не сказки!..
– …то вам не следовало сегодня утром одеваться так, словно вам прекрасно известно, как одеваются нормальные люди.
– Наблюдательность – это одно из важнейших качеств, которые должен выработать в себе рыцарь. – Он одарил ее торжествующе-суровым взглядом. – Я внимательно рассмотрел мужчин, толпившихся у вас на кухне, и сегодня оделся так, как они.
Джульетта мысленно признала, что он быстро нашел убедительный ответ. И тут же улыбнулась, уверенная, что он не сможет столь же легко ответить на другое обвинение.
– А как насчет вашей манеры говорить? Вы время от времени употребляете какое-нибудь странное слово и коверкаете произношение, но язык наш вы выучили очень быстро.
– Конечно. – Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз, сумев одновременно выразить взглядом заносчивость и оскорбленное достоинство. – Это у меня дар от Бога.
– Ха!
– Ха? – Он наклонился, так что его нос оказался всего в нескольких дюймах от ее лица, приподнял бровь и чуть заметно улыбнулся. – Принимая во внимание ваш веселый возглас, можно подумать, что вы сомневаетесь в том, что я освоил ваш язык.
– Когда люди вот так говорят «ха», это не признак веселья, – сообщила ему она.
– Значит, это оскорбление?
– Можно сказать и так.
– Ха! Можете меня проверить, Джульетта. Вызовите того монгольского воина, которого вы приветствовали вчера. Даю вам слово рыцаря, что не знаю ни слова на его варварском наречии. Но мне понадобится совсем немного времени, чтобы целиком освоить его язык. Я покажу вам свой дар, «аговорив по-монгольски еще до исхода дня.
Джульетта невольно отступила на шаг. Его поддразнивание настолько ее ошеломило, что она с трудом понимала, о чем он говорит. Монгольский воин? Джульетта отошла на несколько шагов, и это помогло ей немного успокоиться – она догадалась, что речь идет об охотнике за бизонами, который накануне помог ей спасти Джеффри.
– В наших местах о монголах не слышали, – попыталась объяснить ему Джульетта. – Мы тут обычно встречаем осейджев, потаватоми, канзасских индейцев…
– И кто теперь рассказывает сказки? – Джеффри укоризненно погрозил ей пальцем. – Этот воин не был индийцем.
– Конечно, был! Это обыкновенный индеец.
– Джульетта! – Он строго покачал головой и невесело рассмеялся, словно вспомнил что-то неприятное. – Мне как-то пришлось провести целый месяц в отвратительном климате Индии. Сравнивать этого воина с индийцем – все равно что назвать китайца египтянином.
Чем больше времени она с ним говорила, тем безумнее он казался. Хотя утреннее солнце уже било жаркими лучами в дверь конюшни, Джульетта поплотнее закуталась в шаль, жалея, что вышла следом за Джеффри в сарай, жалея, что не позволила ему просто сесть на лошадь и уехать, – тогда о его безумии можно было бы просто позабыть. Было бы приятно хранить в сердце воспоминание о диковинном госте, время от времени воскрешая его образ – когда ночи покажутся ей бесконечными, а одиночество ощутится тяжким грузом. Тогда она могла бы вспоминать теплые и жадные губы Джеффри, прикосновение его пальцев к ее коже, когда он изучал ее пуговицы, и это воспоминание не было бы отравлено мыслью о том, что она трепетала от ласки сумасшедшего.
– Не хочу показаться негостеприимной, но если вы и ваш конь оправились после перенесенного вами, то я бы советовала вам отправляться в путь. Сюда со дня на день должен прибыть отряд солдат из Форт-Скотта, и для них понадобятся все мои комнаты.
Сухие и резкие слова Джульетты звучали непривычно жестко. Но, возможно, ей это просто показалось. В последнее время она говорила, словно глупенькая и легкомысленная барышня, и звучал при этом не ее обычный, уверенный и спокойный голос, а какое-то его бледное подобие. Может, именно поэтому возвращение к обычной деловой манере речи вдруг отдалось в ее ушах спесивым гнусавым диссонансом – словно чопорная старая дева бранит провинившегося ребенка.
Не может быть, чтобы она всегда говорила так противно. Это просто невероятно! Ведь Джульетта совсем недавно научилась сдерживать свою порывистость, а до этого ей говорили, что голос ее звенит серебряным колокольчиком. Странно, как она могла об этом забыть?
