Виктория Холт - Счастье и тайна

Ступать приходилось осторожно, то тут, то там из земли торчали обломки камней. Я на минуту потеряла из виду Фрайди — и вдруг мной овладела паника, хотя я понимала, что это нелепо. Зато с каким облегчением я увидела, как она возвращается ко мне, едва я позвала ее.

Интересно, из какой части монастыря брали камень для постройки дома? Мне вдруг захотелось узнать хоть что-нибудь из истории этого дома и семьи, к которой я теперь принадлежала, и стало смешно — я даже о муже своем многого не знала. Почему он так скрытен со мной? Откуда это ощущение, что он все время чего-то недоговаривает?

Я присела на груду камней, которая была остатками какого-то помещения — возможно, монастырского; дортуара — и сказала себе, что с тех пор, как я приехала сюда, у меня не было возможности как следует подумать о Габриеле. Конечно, у Габриела множество странностей. Молод, но у него больное сердце, грозившее ему гибелью. Здесь скрывалась причина его печали. Он боялся смерти, а я-то думала, что причина кроется где-то в доме или в этих старых руинах! А как бы я себя почувствовала, если бы мне грозила неминуемая смерть? Хотя этого никто так и не сможет представить себе, пока не испытает…

Я сделаю Габриела счастливым. Более того, мне не хотелось верить в неизбежность его смерти, как уверовал в это он сам. Я так буду заботиться о нем, что он будет жить и жить.

Внезапно залаяла Фрайди, выведя меня из состояния задумчивости. Я позвала:

— Фрайди! Фрайди!

Она не прибежала, и пришлось отправиться на поиски.

Я обнаружила ее на руках у незнакомца: она старалась вырваться, и, если бы ее держали не такие умелые руки, она бы, наверно, покусала бы их.

— Фрайди! — еще раз позвала я. Тогда человек, державший ее, оглянулся. Он был среднего роста, и меня поразили его темные блестящие глаза и оливкового оттенка цвет лица.

— Значит, это ваша собака, мадам? — сказал он.

— Да, а что случилось? Она обычно очень дружелюбна.

— Чем-то я ей, видно, не понравился. — На загорелом лице сверкнула белозубая улыбка. — Она, наверное, не поняла, что я спас ей жизнь.

— Каким образом?

Он обернулся, и я увидела, что он указывает мне на колодец.

— Она так опасно пристроилась на краю, да при этом еще и смотрела вниз. Реши она обследовать колодец дальше — ей бы конец!

— В таком случае, я вам очень признательна.

Он наклонил голову.

— Это монастырский колодец. Он глубокий — там, внизу, думаю, не очень-то приятно.

— Она на самом деле такая любопытная! — заметила я.

— Вам следует одеть на нее поводок, когда вы отправитесь сюда в следующий раз. Вы ведь еще придете сюда, не правда ли? Я вижу, это место притягивает вас: в ваших глазах неподдельный интерес.

— Каждый на моем месте заинтересовался бы.

— Кто-то интересуется больше, кто-то меньше. Могу я представиться? Мне кажется, я знаю, кто вы. Вы жена мистера Рокуэлла, не так ли?

— Откуда вы меня знаете?

Он развел руками и улыбнулся тепло и по-дружески.

— Простая дедукция. Я знал что вы должны были приехать, а так как я знаю здесь почти все, то, взвесив все, я догадался.

— Вы правильно догадались.

— Тогда добро пожаловать в наши края. Меня зовут Деверел Смит. Я врач. Бываю в Ревелз почти каждый день, так что мы бы в любом случае встретились.

— Я слышала, как о вас говорили.

— Надеюсь, что-нибудь хорошее?

— Даже очень.

— Я старый друг семьи и семейный доктор. Ведь сэр Мэтью и мисс Рокуэлл уже не молоды. Им часто приходится прибегать к моим услугам. Скажите, когда вы приехали?

Я ответила. Он слушал меня с серьезным видом. В его внешности было что-то иностранное, хотя имя у него было чисто английское. Я думаю, он показался мне таким черноволосым по контрасту с моими белокурыми родственниками.

Он сказал:

— Я как раз собирался заглянуть сегодня в Ревелз. Может быть, пойдемте вместе?

Мы двинулись в сторону дома, и у меня возникло ощущение, что я обрела друга.

Он был в курсе всех семейных дел, и когда упомянул о Габриеле, в голосе его проскользнула озабоченность. Я уже знала, что это значит, и хотела было поговорить с ним о здоровье Габриела, но удержалась. Решила сделать это потом. С ним легко было говорить обо всем.

Он сказал, что приглашен к нам на обед в субботу. «Я и моя дочь», — добавил он.

Я была удивлена, что у него может быть настолько взрослая дочь, чтобы ее можно было пригласить к обеду. Он заметил мое удивление, и оно ему польстило. Я думала, ему было лет тридцать пять, но теперь решила, что он, должно быть, старше.

— Моей дочери семнадцать, — пояснил он. — Она обожает ходить в гости. Жена несколько нездорова, поэтому мы обычно ходим вдвоем.

— Я с удовольствием познакомлюсь с ней.

— Дамарис ждет встречи с вами. — Он улыбнулся.

— Дамарис! Какое необычное имя…

— Вам нравится? Это из Библии. Оно упоминается только там, но все же…

Я вспомнила, что говорил мне Люк о библейских именах, и с удивлением подумала, что, может быть, в этих краях принято брать имена из Библии. Я уже собиралась заговорить об этом, но вовремя вспомнила, как мадам директриса всегда говорила, что мое нетерпение граничит с плохими манерами, и сдержалась.

Мы вошли в Ревелз вместе. Доктор послал одного из слуг, чтобы он сообщил о его приходе. А я поднялась в свою комнату.

В тот вечер, когда у нас был званый обед, я была в белом платье. У меня это было единственное вечернее платье, и я решила, что если в Ревелз подобные развлечения будут часты, мне придется заказывать себе новые наряды. Это было белое шифоновое платье, отделанное кружевом, очень простое, как и полагается для молодой женщины. У меня не было никаких сомнений по поводу него, я знала, что хотя у меня было немного одежды, все было сшито безупречно и выглядело элегантно в любом обществе. Волосы я уложила короной, как нравилось Габриелу, и теперь ждала, когда придет переодеваться он. А он все не шел. Я подумала, что он, возможно, еще не пришел домой, и пошла на балкон посмотреть, нет ли его внизу. Его не было видно, но с крыльца доносился звук голосов.

Я уже собиралась крикнуть, нет ли там Габриела, когда низкий мужской голос произнес:

— Значит, тебе не приглянулась наша милая невестка, Рут?

Я отпрянула, почувствовав, что щеки у меня запылали. Говорят ведь, что тот, кто подслушивает, никогда ничего хорошего о себе не услышит. Фанни мне часто говорила об этом. Но уж очень трудно удержаться, если слышишь, что говорят о тебе, да еще не совсем лестные вещи.

— Пока еще рано судить, — ответила Рут.

Послышался смех.

— Уверен, что наш Габриел оказался для нее легкой добычей.