Жюльетта Бенцони - Маньчжурская принцесса
– Вы тоже едете в Марсель?
– Нет, в Ниццу. Это что-то осложняет?
– Нет, но меня должны разбудить до прихода поезда.
– Если он откроет, что мы сделали такой обмен, то в тот момент это уже не будет иметь никакого значения. Но я попрошу его тоже разбудить меня до того, как мы подъедем к Марселю.
– Итак, договорились...
– И еще! Не хотите сказать мне свое имя, мадам?
– Мы больше никогда не встретимся. Послезавтра я отплываю на корабле в Китай, но мне будет приятно знать, что здесь у меня осталась подруга. Меня звать Ду Ван... Принцесса Ду Ван!
Глаза у маленькой блондинки широко раскрылись:– Черт возьми!.. Принцесса? А я то удивлялась, откуда у вас такая красивая внешность и осанка!..
Орхидея позволила улыбнуться себе еще раз под впечатлением того, что она сама произнесла. Для нее это тоже был сюрприз. Ее старое имя само соскользнуло у нее с губ, как будто бы она хотела сбросить его и оставить здесь во Франции образ той девчонки-беженки, купеческой дочки, которую она так долго представляла. Разве так не лучше, если она на самом деле стремится обрести настоящее равновесие и вновь стать той, кем некогда была? Тишина садов Запретного города завершит возрождение, которое будет длиться до врат смерти...
Все произошло так, как задумали две беглянки. Когда Пьер Бо возвратился, Орхидея поблагодарила его за заботу и, прежде чем пожелать ему спокойной ночи, настоятельно попросила, чтобы ее никто не беспокоил, что вызвало у него улыбку:
– Для этого нет никаких оснований, мадам. Я внимательно буду следить за вашим сном. Отдыхайте спокойно!
Некоторое время спустя, пользуясь моментом, что проводника позвал в другой конец вагона властный голос, обе женщины благополучно осуществили задуманную операцию. И Орхидея очутилась точно в таком же купе, вплоть до мелочей, которое она только что покинула. Лишь аромат туберозы говорил о том, что здесь находилась какое-то время другая хозяйка, любившая этот дурманящий запах. Что же касается Орхидеи, то она его не переносила. Убежденная, что так она не заснет, и, чтобы избежать при пробуждении головной боли, она отдернула шторы и открыла окно, что сразу же позволило сильному порыву ветра вместе со снегом ворваться в купе, и она тут же прикрыла его, оставив при этом небольшую щель, а также пустое пространство между шторами для того, чтобы воздух мог свободно проходить и чтобы выветрился неприятный запах. После этого она разделась, легла, погасила свет и, натянув одеяла до самых ушей, свернулась в клубочек в этом теплом гнездышке. Заснула она практически мгновенно.
А Средиземноморский экспресс невозмутимо продолжал свой путь по заснеженной земле Бургундии...
Глава III
Марсельский вокзал
Проснулась Орхидея от того, что кто-то резко открыл дверь купе. От неожиданности она вздрогнула. Единственное, что она успела заметить, так это огромный силуэт в дверном проеме, и то благодаря тому, что был освещен коридор. И тут же сразу на нее навалилась огромная, тяжелая, бородатая масса, пахнущая Ирис де Флоранс и английским табаком. Казалось, что у этого существа столько рук, сколько у Шивы, и произносило оно какие-то пылкие слова на незнакомом языке, чем-то напоминавшие нежные обращения типа «голубка» и «душечка».
Задыхающаяся, зацелованная, вся общупанная, Орхидея, вначале полностью растерявшаяся, наконец смогла оторвать от своего рта это чудовище и так пронзительно завизжала, что насильник отскочил. Но в ответ он обидчиво произнес:
– Ну голубушка! Зачем заставлять так страдать твоего Гришеньку, который так тебя любит?
Быстро осознав, что она имеет дело с тем самым русским, о котором ей рассказывала шансонетка из «Буфф Паризьен», так его боявшаяся, Орхидея хотела сразу положить конец недоразумению, но загадочный персонаж, обратившийся с вопросом, вдруг с непостижимой нелогичностью закрыл ей рот здоровенной, как тарелка, ручищей. Цель была одна: предотвратить новый крик. Но, слава богу, и первого оказалось достаточно. Через мгновение в купе загорелся свет и в него ворвалась дама в сиреневом халате и бигуди, размахивая зонтом, который она без колебаний обрушила серебряной рукояткой в виде утки на голову возмутителя спокойствия. Оглушенный, тот отпустил Орхидею, и ей удалось спихнуть его на ковер. Туг же встав, она набросила на себя домашний халатик, прихваченный с собой, и, поддерживаемая отважной женщиной, так скоро пришедшей ей на помощь, вышла вместе с ней в коридор. Там уже была толпа, собрался весь вагон, за исключением конечно Лидии д'Оврэй, пребывавшей, несомненно, в особо тяжелом сне, либо вообще не желавшей пошевельнуться.
Собравшиеся пассажиры являли собой очень живописное зрелище: повсюду пестрели разноцветные халаты, а над ними копны вздыбленных ночных причесок. Все говорили разом, но гвоздем программы был Пьер Бо, которого только что подняли и усадили на сидение. К нему медленно возвращалось сознание благодаря стараниям пожилого господина с бородкой в пенсне, давшего проглотить кондуктору содержимое из дорожного флакончика.
Расталкивая всех, Орхидея бросилась к нему.
– Вы ранены? Что произошло?
– Слегка оглушен, – ответил пожилой господин, во второй раз засовывая горлышко флакона в рот кондуктора. – Эта скотина напала на него, – добавил он, указывая на доисторического человека, сплошь покрытого волосами от папахи до середины груди, где заканчивалась его длинная борода, и которого с трудом удерживали два пассажира. Орхидея встала на колени перед Пьером:
– Бедняга! А почему он на вас напал? Несмотря на затуманенный разум и колющую боль, Пьер, видя такую заботу, не смог удержать восхищенной улыбки:
– Понятия не имею!.. Только что я видел, как из другого вагона зашел какой-то русский грубиян. Он потребовал от меня, чтобы я ему сказал, здесь ли едет мадемуазель д'Оврэй и какой у нее номер купе. Я, естественно, отказался отвечать... Тогда он повернулся к этому человеку, шедшему следом за ним, и сказал: «Игорь»?.. Я увидел, как поднялся огромный кулак... а затем ничего! Вас побеспокоили, мадам Бланшар?
– Да. Какое-то чудовище открыло дверь моего купе и набросилось на меня, говоря при этом непонятные вещи. Понятия не имею, кто это может быть.
– Во всяком случае, теперь он успокоится на некоторое время! – сказала дама, зонтик которой пришел на подмогу Орхидее именно тогда, когда было надо, и которая неожиданно сейчас возникла здесь, закрывая за собой дверь купе, где все произошло, чтобы с достоинством предстать перед окружающей публикой. Но не проявив особого интереса к последней, она тут же направилась к проводнику:
– Эге, бедняжка Пьер, а вас неплохо отделали! Ну и шишка у вас, прямо не шишка, а страусиное яйца!
