Лаура Гурк - Прелюдия к счастью
Когда Огастес наелся, Тесс отпустила его на пол, и котенок, смешно топая по кухне, облюбовал какое-то местечко в центре кухни и, свернувшись в маленький пушистый клубочек, улегся там. И сразу уснул.
Когда пришел Александр, Тесс все еще смотрела на котенка и улыбалась. Она слышала, как Александр поднимается по лестнице, и встала, как только он вошел в кухню. Заметив, куда он направляется, девушка закричала:
— Осторожно! Вы наступите на Огастеса.
— На кого? — Александр резко остановился и взглянул на маленький пушистый комочек у его ног. Огастес сладко спал и даже не подозревал о том страшном ботинке, который чуть не раздавил его.
— Кот, — проворчал Александр, скривив губы. — Ненавижу котов, — добавил он, бросив на Тесс воинствующий взгляд.
Ее широко открытые глаза глядели на него с невинностью младенца.
— Но ведь это всего лишь котенок. Они пристально смотрели друг на друга.
— Я ненавижу котов, — повторил Александр.
— Я нашла его в конюшне, — объясняла Тесс, убирая со стола чашку и тряпочку. — Он горько плакал. Его братьев и сестер, наверное, утащила лиса. А вот что случилось с его мамой, я не знаю. — Тесс взглянула на Александра, который с отвращением смотрел на котенка. — Он остался совсем один, — произнесла Тесс печальным голосом, — и никто уже не позаботится о нем.
Александр снова взглянул на Тесс и, взъерошив рукой волосы, вздохнул, заметив, что она тоже смотрит на него. Открыв было рот, чтобы ответить, он резко закрыл его. Не сказав ни слова, Александр перешагнул через котенка и, раздраженно стуча каблуками по деревянному полу, вышел из кухни. До Тесс опять донеслось его ворчание:
— Ненавижу котов.
Она улыбнулась, глядя, как он уходит, а затем подошла к Огастесу, который уже проснулся и тихо мяукал. Взяв малыша на руки, Тесс потерлась носом о его носик.
— Не волнуйся, — сказала она котенку. — Я думаю, он и тебе разрешит остаться.
На следующий день Александр велел Тесс уже самой подоить козу и накормить цыплят. Она с отвращением сморщила свой носик, вспомнив об ужасном запахе курятника, но, стараясь скрыть недовольство, взяла ведра и отправилась. Как сказал ей вчера Александр, уход за птицей тоже входит в ее обязанности.
— Доброе утро, Софи, — входя в загон, поприветствовала Тесс козу и нежно похлопала ее по боку. Софи уткнулась головой в руку Тесс и заблеяла в ответ.
Тесс принялась доить козу, находя эту работу гораздо более легкой, чем когда она попробовала это в первый раз. Софи, казалось, тоже оценила эту разницу и уже не дергалась пугливо в сторону и не выказывала своего недовольства возмущенным блеянием.
Отставив в сторону полное молока ведро, Тесс отпустила Софи попастись, размышляя о том, придется ли ей и сегодня гоняться за этой своевольной козой. И думая о том, что нужно обязательно посоветовать Александру починить забор вокруг пастбища, она направилась к курятнику.
Куры громко закудахтали и захлопали крыльями, когда Тесс проходила мимо них. На пороге курятника она остановилась, не решаясь зайти внутрь. Но сегодня утром здесь уже не воняло так отвратительно, как вчера. Тесс глубоко вдохнула, но почувствовала лишь свежесть утреннего воздуха и слабый запах уксуса. Она шагнула внутрь.
Курятник был чист. Изумленная, она уставилась на очищенный от помета пол у нее под ногами, на кучу свежей соломы в месте, где куры садились на насест.
Должно быть, Александр все вычистил здесь вчера, тогда как она думала, что он где-то рисует. Почувствовав вдруг, что сейчас заплачет, Тесс с трудом проглотила комок, застрявший в горле. Это было обычным вниманием, предупредительностью и заботой, но Тесс было трудно поверить в то, что на это способен мужчина.
Она думала о том, как Александр приютил ее, заботился и ухаживал за ней во время болезни. Ему не хотелось этого делать. Он ясно дал это понять. Но тем не менее заботился о ней. Без тени недовольства съел тот ужасный обед, который она приготовила. Он не хотел, чтобы Тесс оставалась здесь, не хотел учить ее готовить, не хотел оставлять котенка. Но, несмотря на это, она здесь, в его доме, учится готовить, ухаживает за котенком. Ей и Огастесу — обоим разрешили остаться.
Тесс почувствовала, как едва ощутимый комочек тепла разливался внутри ее тела, приятно согревая. И вдруг ее сердце сжали холодные пальцы сомнения. Почему Александр так добр к ней? Может быть, потому, что потом будет изводить и мучить ее, причинять боль? Память беспощадно возвращала ее в прошлое, она вспомнила о платьях и словно услышала ужасный звук рвущегося шелка, спадающего с ее тела. Тесс закрыла глаза.
— Розовое?! Опять ты со своим цветом? — Голос Найджела, исполненный презрения, казалось, отдается эхом в курятнике. — Один только раз я доверил тебе самой выбрать платье к балу и вот что ты выбрала?!
Тесс смотрела, как Найджел бешено, каблуками своих ботфортов, втаптывает остатки розового платья в роскошный персидский ковер. Платье было не совсем розовым, оно было персикового цвета. Но Найджел ненавидел все оттенки розового и искал предлог, любой предлог, чтобы наказать ее.
— У вас ужасный вкус, мадам.
Тесс вспомнила, как, прикрывая руками свое полуобнаженное тело, она смотрела на испорченное платье, выбранное ею. Ей казалось даже, что она почувствовала резкую боль от того первого удара. Тесс не следовало радоваться той неожиданной свободе, которую Найджел предоставил ей. Разве она не знала, что он дает ей что-то только для того, чтобы потом с наслаждением вырвать? Пойти на этот бал она уже не смогла.
Найджел преподал ей хороший урок.
Любое проявление доброты казалось ей теперь подозрительным. За этим обязательно последует либо издевательство, либо расплата. Мужчина не может быть добрым просто так. Тесс задрожала. Какой же расплаты ждет от нее Александр?
Глава 6
Пока Тесс доила козу и кормила цыплят, Александр собирал в огороде овощи. Затем он вернулся в кухню, вымыл овощи и принялся нарезать их, стараясь не наступить на котенка. Огастес же, у которого были свои заботы, продолжал путаться под ногами. Он ласково терся о ногу Александра и мяукал, требуя к себе внимания. Уже в пятый раз Александр взял котенка и отнес его в самый дальний угол. Этот глупыш, должно быть, голоден.
— Тебе придется подождать, — сказал он мяукающему котенку, возвращаясь к своему занятию. — Я разрешил мадемуазель оставить тебя, — буркнул он через плечо, — но будь я проклят, если когда-нибудь накормлю тебя сам.
Но Огастес не хотел оставаться в том дальнем углу, и Александр, в конце концов, вынужден был сдаться. Котенок, с удовольствием облизывая ботинки Александра, довольно мурлыкая, улегся у его ног.
