Мари Клармон - Любви навстречу
Сердце Мэри гулко забилось от волнения. Она снова посмотрела на пистолет, а затем скользнула взглядом по руке Эдварда. Если бы не замшевая ткань перчатки, можно было бы почувствовать его тепло.
– Да, приятное чувство, – согласилась она. – Но я по-прежнему не понимаю, какова цель нашего занятия. Я ведь не собираюсь никого убивать.
– Цель нашего занятия в том, чтобы тебе никогда больше не пришлось уповать на чью-либо милость. Ты всегда должна уметь дать отпор.
От этих слов на душе у Мэри потеплело. К чувству благодарности примешивалось и другое – ощущение перерождения, небывалый подъем сил. Ей не терпелось заглянуть в бездонные глаза Эдварда и увидеть в них… себя новую, себя нынешнюю.
Собравшись с духом, Мэри встретила взгляд – до того пронзительный и полный горячей нежности, что даже трудно было поверить в происходящее.
Мог ли Эдвард по-настоящему желать ей счастья? До сих пор жизнь не щадила Мэри – чаша страданий была выпита ею до дна, а отчаяние давно выжгло в сердце всякую надежду.
Видит бог, ей очень хотелось снова доверять людям – хотелось забыть ужасы прошлого, отринуть страх и найти в себе силы начать новую жизнь.
– Эдвард, я…
Он с ласковой улыбкой покачал головой.
– Не надо ничего говорить, Мэри. Еще не время.
Не выпуская ее руки, Эдвард опустился на влажную от росы траву, сорвал темно-лиловый цветок и протянул его своей спутнице. Нежный едва распустившийся бутон крокуса источал тонкий аромат свежести. Завороженная чудесным оттенком фиолетового венчика, Мэри смотрела на цветок как на символ своей будущей жизни и зарождавшегося между ними доверия.
– Нам предстоит еще научиться взаимопониманию.
Эдвард не произнес более ни слова, но Мэри и без того прекрасно все поняла. Он видел в этом хрупком весеннем цветке, только выбравшемся из-под снега и робко приветствовавшем солнце, ее, Мэри, образ. Так поэтично и так тонко…
Мэри трепетно приняла хрупкий цветок из руки герцога и осторожно поднесла его к щеке.
Тут Эдвард выпустил ее руку, поднялся на ноги и взял пистолет. Достав из кармана маленькую серебряную пороховницу, он открутил крышку и принялся снова заряжать оружие.
– Ведь приятно сознавать, что ты, владея этим навыком, владеешь чужой жизнью, верно?
Мэри молчала, бережно перекатывая цветок в пальцах и размышляя над словами своего спутника – верными, но жестокими. Но правда именно такова. И ужасно одинока была душа человека, только что произнесшего эти слова…
Мэри по-прежнему молчала, пристально наблюдая за точными и размеренными движениями герцога – он засыпал крошечные черные пули в блестящий граненый ствол.
– Но всегда можно промахнуться, – заметила она наконец.
– Только если ты сама этого пожелаешь.
Щелкнул курок, и Мэри невольно задумалась: многих ли убил тот, чьи слова столь уверенны, а движения отточены до совершенства? К собственному удивлению, она отметила, что теперь подобные мысли внушали ей не страх, а ощущение безопасности.
Словно натянутая струна, Эдвард стоял безупречно прямо, всем видом выражая спокойствие и хладнокровие. Затем он не спеша поднял руку и, практически не целясь, нажал на курок. Облако порохового дыма вырвалось из дула пистолета. Мэри же не могла оторвать глаз от лица герцога – даже не взглянула на мишень. Впрочем, у нее не было не малейших сомнений в том, что он попал точно в цель. И лицо его в этот момент казалось особенно красивым. Более того, глядя на него сейчас, Мэри была уверена: этого человека никто на свете не сможет одолеть.
Ей тотчас же захотелось самой испробовать этот дивный эликсир смелости. Заправив стебель цветка за пояс, она протянула руку.
– Хочу еще раз.
Эдвард раскатисто рассмеялся. Опустив пистолет, он шагнул к девушке, и ей на секунду показалось, что он собирается поцеловать ее. Но эта мысль отнюдь не вызвала у Мэри отвращения. Напротив, она, скорее всего, не возражала бы.
Однако герцог вдруг заявил:
– У меня есть идея получше.
Едва сдерживаясь, чтобы не зарыться пальцами в копну его иссиня-черных волос, она просила:
– Какая же?
Герцог убрал пистолет за пояс и нагнулся, чтобы подобрать свой плащ с мокрой травы.
– Пришло время попробовать кое-что новое.
Очевидно, речь шла вовсе не о поцелуях. Мэри нахмурилась и пробурчала:
– Но я хочу попрактиковаться в стрельбе.
– Еще успеешь. А сейчас… – Эдвард встряхнул свой плащ. – Сейчас у меня есть для тебя другое занятие.
Он поднес пальцы к губам и громко свистнул.
Мэри в тревоге вздрогнула.
– Что это значит?
Из расползавшихся клочьев тумана на краю дубовой рощи внезапно появилась мужская фигура, и этот силуэт в черном как ночь облачении казался устрашающе огромным – даже с такого расстояния Мэри чувствовала исходившую от незнакомца угрозу.
– Что вы задумали? – в растерянности пробормотала Мэри.
– Хочу сделать из тебя женщину, с которой будут считаться, – спокойно ответил Эдвард.
И тут на нее вдруг снова нахлынул до боли знакомый страх. Как же так? Почему именно теперь, когда она вернула себе толику свободы, кто-то собирался все у нее отнять? Ведь она не готова к выходу в общество. Особенно в общество незнакомых мужчин.
Твердо решив не сдавать позиций, Мэри прошептала:
– Мне нужен пистолет.
– Не сомневаюсь. Но не могу же я позволить тебе застрелить виконта…
Мэри еще больше растерялась.
– Ты ведь не сказал ему, кто я такая? – прошептала она, почувствовав биение крови в висках. Столько усилий было приложено, чтобы найти надежное укрытие от посторонних глаз, а что в итоге? Она разоблачена! Да еще перед виконтом! Человек из высшего света непременно узнает ее – вылитую копию матери.
– Миледи прекрасно обращается с пистолетом, – манерно растягивая слова, произнес высокий незнакомец, быстро приближаясь.
Мэри в растерянности заморгала. Теперь она могла лучше рассмотреть виконта. Вблизи от его силуэта не осталось ничего демонического, – скорее наоборот; подобную внешность принято называть ангельской. Он был невероятно высок и превосходил ростом даже Эдварда. Его льняные волосы, перетянутые на затылке черной лентой, падали на спину, а длинный черный плащ для верховой езды облегал мускулистую фигуру. Глаза же его… Они были почти прозрачные, светло-голубые, и от них веяло ледяным холодом. А орлиный нос и острый подбородок в сочетании с царственным выражением лица придавали его внешности что-то неземное. Во всяком случае, именно таким Мэри всегда представляла себе архангела Михаила.
И тут Мэри вдруг заметила его необычайно сузившиеся зрачки. Неужели ей показалось?.. Или он действительно так безрассуден, что появился перед ними сразу после курения опиумной трубки?
