Кристина Брук - Чаровница
Но Ашборн вел себя совсем иначе. Он откровенно восхищался ею, более того, он внимательно слушал ее. Странно, раньше Сесили шутливо жаловалась, что мужчины ее не слушают, что никому из них нет дела до ее умственных способностей, и когда наконец-то один из них обратил на нее внимание, она от растерянности не знала, что делать.
Нет, Сесили непременно будет на маскараде, вооружившись осторожностью и благоразумием. Ей уже не терпелось туда попасть. Однако одного желания было явно недостаточно. Но тут Сесили невероятно повезло. Монфор позволил ей посетить сегодня вечером бал, который устраивали ее кузен Бертрам и Лавиния. Это была настоящая удача.
Оставалось лишь как следует все распланировать. Днем Сесили заехала в дом, принадлежавший некогда им с братом, а теперь Бертраму и Лавинии, и оставила там дневник и наряд, в котором должна была появиться на маскараде. Умаслив прислугу, она договорилась, чтобы ее отнесли в портшезе в особняк Ашборна.
Сесили закусила губу. Придется пожертвовать прелестным платьем из индийского муслина, – в сущности, это была ничтожная цена за то, что, возможно, ей удастся сегодня узнать.
На предложение Сесили никуда не ездить, а лучше как следует выспаться, Тибби согласилась без всяких возражений. Ей действительно нездоровилось. Она с легким сердцем осталась дома, улыбнувшись на шутливую угрозу Сесили вызвать врача, если ей не станет завтра лучше.
С остальными родственниками все сложилось еще проще. Они все разъехались кто куда, по разным местам, благо развлечений в Лондоне было более чем достаточно. Без труда успокоив ослабевшую и безвольную Тибби, что на балу за ней присмотрит Лавиния, Сесили перевела дух – все шло как по маслу. Сев в карету Монфора, она с легким сердцем отправилась на бал.
– А вот и ты, Сесили, – послышался холодный и скрипучий, как снег под ногами в морозную погоду, голос Лавинии. Сесили присела в реверансе, бросив беглый взгляд на наряд кузины. Слава богу, что у Лавинии хватило ума не надеть ее жемчужное светлое ожерелье вместе с платьем густого желтого цвета, напоминавшего сливочное масло.
Лавиния же старалась смотреть не на Сесили, а куда-то вдаль, за ее плечо.
– Я слышала, – казалось, что она обращалась не к кузине, а к кому-то, стоявшему за ее спиной, – что ты заезжала к нам сегодня днем. Жаль, что меня не было дома.
– О, ничего страшного, – отозвалась Сесили. – Немного поболтала со слугами. Услышала от них кое-какие пересуды, как всегда смешные и надуманные. В общем, все как обычно.
При упоминании о пересудах лицо Лавинии вытянулось и напряглось, она явно испугалась. «Но чего?» – удивилась Сесили. Ее никогда не интересовали любовные дела Лавинии. Она никогда бы не стала пачкать свои уши грязными сплетнями, даже если бы прислуга изнывала от желания поделиться таковыми.
– Как ты любезна, – пробормотала Лавиния.
Сесили намеренно для пущей важности понизила голос:
– Я хотела взять назад ожерелье. Вот почему я заезжала к тебе.
Это была вымышленная причина, ложь, специально придуманная на тот случай, если бы Лавиния оказалась дома.
Закусив губу и стиснув руки в кулаки, Лавиния проговорила придушенным голосом:
– У меня его нет.
Она говорила так тихо, что Сесили сперва подумала, не ослышалась ли она.
– Извини, не расслышала. Что ты сказала?
– У меня его нет, – в отчаянии повторила Лавиния. – Я лишилась его.
– Ты что, его потеряла? – ужаснулась Сесили. – Как же так? Неужели сломался замочек? Но Сондерз регулярно проверяет его состояние.
– Не говори глупостей. Впрочем, прости меня. Ожерелья у меня нет. Я проиграла его лорду Перси.
Сесили закрыла на миг глаза. Она корила и ругала себя на чем свет стоит. Свалять такую глупость?! Поверить Лавинии? Нет, только полная идиотка могла отдать – добровольно! – жемчуг Лавинии, у которой нет ни стыда, ни совести.
Глаза Сесили потемнели, ее взгляд, устремленный на воровку – а как еще ее можно было назвать, – не предвещал ничего хорошего.
– Ожерелье не твое. Ты не имела права играть. Ты должна его вернуть.
На ресницах Лавинии нависли слезы, она жалобно и тонко пропищала:
– Сесили, я не могу этого сделать. У меня нет денег, чтобы заплатить долг. Бертрам такой скряга – у него снега зимой не выпросишь! Если он узнает, сколько я проиграла, он убьет меня, клянусь!
Несмотря на всю мелодраматичность, это походило на правду. Во всяком случае тем, кто близко знал Бертрама, были хорошо известны его скупость и жесткость в денежных делах. Требовать что-либо от Лавинии, как с горечью осознала Сесили, было абсолютно бесполезно. Пустая трата сил и времени.
– Сколько ты должна? – спросила Сесили с тайной надеждой, что скопленных ею денег хватит на оплату долга.
– Т-три т-тысячи фунтов, – выдавила из себя Лавиния и всхлипнула.
Сесили шумно вздохнула от изумления:
– Три тысячи?
Таких денег у нее точно не было и в помине.
– Я никак не ожидала, что он потребует от меня де… денег, – скривив рот, заплакала Лавиния.
– Ты что, совсем спятила? – рассердилась Сесили. – Как еще можно расплатиться с карточными долгами? Ой…
Сесили покраснела от смущения. Какая наивность? Понятное дело, как Лавиния хотела расплатиться – своим телом. Судя по всему, в том кругу, где вращалась жена ее кузена, такие расчеты были обычным делом. Вот только на этот раз Лавиния просчиталась. В глазах лорда Перси ее любовь не стоила трех тысяч.
Мысли кружились в бешеном ритме – где выход, где выход, – но его не было. Оставалось лишь одно – обратиться за помощью к Монфору.
– Надо обо всем рассказать герцогу Монфору. Он обязательно поможет. Лорд Перси против него не выстоит.
Глаза Лавинии округлились от страха:
– Разве это возможно? Ведь он поймет, что я и Перси…
– Зная Монфора, я нисколько не удивлюсь, что он уже обо всем догадался, – резонно заметила Сесили. – Придется поступиться своей гордостью, Лавиния.
– Монфор скажет Давенпорту, и тогда муж станет держать меня в ежовых рукавицах. Это будет еще хуже.
В глазах Лавинии застыл неподдельный ужас. И тут Сесили осенило. Это стало для нее шоком. Да, Бертрам и Лавиния – ее враги, но, оказывается, они могут враждовать между собой. Бертрам, имевший суровый и жестокий характер, узнав о проделках жены, мог наказать ее, применить грубую физическую силу. Холодок пополз по спине у Сесили.
Они никогда не были друзьями с Лавинией. Ума у Лавинии было как у курицы, и у Сесили просто чесались руки как следует отхлестать ее по щекам за проигранное ожерелье, за ее глупость, но, как бы ни были велики прегрешения Лавинии, не стоило отдавать ее в руки разгневанного супруга. Бертрам шутить не любил.
