Сара Маклейн - Манящая тайна
Глаза Лидии широко распахнулись, и она пробормотала:
— Правда?
Свой следующий ответ Мара тщательно обдумала. И только после этого произнесла:
— Правда.
Лидия ждала, когда подруга продолжит. Ее белокурые кудряшки, непослушные и встрепанные, едва держались на месте при помощи нескольких дюжин шпилек. Не дождавшись продолжения, Лидия откинулась на спинку стула и, положив руки на колени, заявила:
— Он приходил не для того, чтобы привести ребенка, верно?
Не такое уж неслыханное для аристократа дело — привести в приют своего внебрачного сына.
— Нет, не для того.
— И не для того, чтобы забрать? — допытывалась Лидия.
Мара покачала головой:
— Нет, не для этого.
— А может, он хотел сделать щедрое пожертвование приюту?
Мара невольно усмехнулась:
— Нет, не хотел.
Лидия склонила голову к плечу.
— А ты могла бы уговорить его сделать это?
Мара рассмеялась:
— Как это ни печально, но великодушие ему чуждо.
— Ага, значит, он приходил не ради каких-то дел, касающихся приюта?
— Нет, не ради.
— А это значит, что его визит как-то связан со вторым твоим сегодняшним посетителем, не так ли?
Мару пронзила тревога. Она посмотрела подруге прямо в глаза.
— Я тебя не понимаю, дорогая.
— Не ври. Все ты понимаешь. А твоего второго посетителя зовут Кристофер Лоув. Полагаю, он очень богат — унаследовал от своего отца огромное состояние.
Мара поджала губы.
— Уже не богат.
Лидия внимательно посмотрела на подругу:
— Да, я кое-что слышала. Говорят, он проиграл все человеку, убившему его сестру.
— Он не убивал!.. — снова вырвалось у Мары.
— Хмм… — Лидия смахнула с юбки приставшую корпию. — Похоже, ты в этом совершенно уверена.
Мара кивнула:
— Да, совершенно.
Подруга помолчала, потом спросила:
— Как давно ты знаешь герцога Ламонта?
Вот он, вопрос, который изменит все. Вопрос, который вытащит ее из укрытия и предъявит миру.
Что ж, ведь когда-то все равно придется сказать правду. И следует счесть подарком судьбы то, что начать можно с Лидии. Но очень трудно признаться ближайшей подруге, доверявшей ей семь долгих лет, что все эти годы она, Мара, ей врала.
Собравшись с духом, Мара ответила:
— Двенадцать лет.
Лидия медленно кивнула:
— С тех пор как он убил сестру Лоува?
«С тех пор как он якобы убил меня».
Теперь уже признаться будет совсем просто. Ведь Лидия и так знала о ней больше, чем кто-либо другой. Она пришла к Маре совсем юной, неопытной гувернанткой для группы мальчишек, прибывших из большого поместья в Йоркшире, из того самого, где сама Мара скрывалась много лет назад.
Лидия понизила голос и ласково проговорила:
— У нас у всех есть тайны, Маргарет.
— Это не мое имя, — прошептала Мара.
— Конечно, не твое, — согласилась Лидия. Улыбнувшись, она продолжала: — И то, что ты выросла на ферме в Шропшире, является такой же правдой, как и то, что ты отошлешь туда Лаванду.
Мара выдавила смешок и кивнула на свинку, похрапывающую во сне:
— Ферма в Шропшире отлично ей подойдет.
Лидия усмехнулась:
— Чушь! Это очень избалованная свинья… Спит на мягкой подушке и ест прямо со стола. Ей не понравятся плохая погода и помои. — Большие глаза Лидии наполнились сочувствием. — Но если не Шропшир, то где?
Мара посмотрела на бюро, за которым работала семь лет, каждый день надеясь, что эти вопросы никогда не возникнут. Не поднимая глаз, она ответила:
— Бристоль.
Лидия кивнула:
— Только непохоже, что ты выросла в доках Бристоля.
Перед глазами возник огромный дом, где она провела детство и юность. Отец частенько говорил, что мог бы купить всю Британию, если бы только захотел. И он построил этот дом как доказательство своего могущества. Дом был наполнен картинами и мраморными скульптурами, но сравнению с которыми элгинские мраморы казались миниатюрными. В особенности он любил портреты и заполнил почти все стены лицами незнакомцев. «Когда-нибудь я заменю их моей собственной семьей», — говаривал отец всякий раз, когда вешал новый портрет. Дом его выглядел непомерно украшенным в лучшем случае, в худшем же — вычурным и безвкусным. И только этот свой дом и любил отец.
— Я в доках и не росла.
— А герцог?
«Лидия все знает. Нет никаких сомнений», — думала Мара.
— Видишь ли, я… — Мара помолчала, тщательно подбирая слова. — Я встретилась с ним… однажды.
Не вранье, но и правдой не назовешь. «Встретилась» — не совсем то слово, которым можно описать случившееся между ними. Час был поздний, ночь темная, положение отчаянное. И она воспользовалась этой встречей.
Подруга пристально взглянула на нее:
— Встретилась накануне своей свадьбы?
Мара страшилась этой минуты двенадцать лет — боялась, что правда ее погубит. И все же, стоя на краю обрыва и готовясь рассказать правду впервые за двенадцать лет, она без колебаний ответила:
— Да.
Лидия кивнула:
— И он тебя не убивал.
— Нет, разумеется. Ведь я же живая…
Лидия молча ждала продолжения, и Мара тихо проговорила:
— Я вовсе не хотела, чтобы все выглядело так… зловеще. Она собиралась испачкать кровью простыни, чтобы казалось, будто ее обесчестили. Будто она сбежала с мужчиной. Он должен был ускользнуть до того, как кто-либо что-нибудь заметит. Но опия оказалось слишком много. И крови — тоже.
Лидия долго обдумывала услышанное, снова и снова покручивая в пальцах конверт, и Мара не могла отвести глаз от этого маленького белого прямоугольника.
— Никак не могу вспомнить твое имя…
— Мара.
— Да-да, Мара, — повторила Лидия, словно пробуя имя на вкус. — Значит, Мара?..
Та кивнула; она испытывала искреннее удовольствие, когда слышала свое имя из чужих уст. Удовольствие… и одновременно страх. Потому что обратной дороги не было. Наконец Лидия улыбнулась и сказала:
— Что ж, очень приятно познакомиться.
Мара невольно задержала дыхание — столь велико было облегчение, на нее нахлынувшее.
— Когда он добьется своего, про меня все узнают, — сказала она.
Лидия посмотрела ей прямо в глаза; она понимала, что означали эти слова. Понимала, что Маре придется бежать из Лондона и что приют, возможно, перестанет существовать, а ей, Лидии, также придется исчезнуть.
— А он добьется своего?
Мара прекрасно понимала, что этот человек не остановится ни перед чем. Но и у нее имелись кое-какие планы… Она твердо решила, что не уйдет, пока не обеспечит малышков.
— Нет, не добьется, если я тоже не добьюсь своего.