Элизабет Чедвик - Лорды Белого замка
Он шел между горящими домами и думал о том, сколько ему в свое время пришлось выдержать, чтобы обрести Уиттингтон. Часть зала обвалилась, вызвав дождь искр. Ослепительные золотые точки помчались в ночь, двигаясь навстречу падающему снегу. Здесь, в этом замке, родились почти все его дети. Здесь он много лет назад спал с Мод на голом деревянном полу, мечтая о будущем. Каждая искорка была словно воспоминание, улетающее во тьму, чтобы никогда уже больше не возвратиться, и Фицуорин неожиданно почувствовал себя опустошенным. Наутро останутся лишь обугленные черные останки построек, курящиеся легким дымком, и ничто не будет напоминать о его прошлой жизни.
Внезапно подступила невыносимая тоска. В уме билась лишь одна-единственная мысль: все ушло, и ему самому тоже надо стать частью огня. Пошатываясь, как пьяный, он подошел к останкам большого зала и вытащил меч, как будто собирался бросить вызов врагу, притаившемуся в багровой глубине.
Краем глаза Фицуорин заметил движение и резко развернулся. По лезвию поднятого меча струился отблеск огня. Спустя мгновение Фульк опустил оружие.
– Уходи, – обессиленно произнес он, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. – Я не нуждаюсь в твоем обществе, не желаю тебя видеть. Черт побери, женщина, оставь меня в покое!
Однако Кларисса пропустила это его приказание мимо ушей и встала между Фульком и огнем. Ее большие темные глаза решительно сверкали, а кулаки крепко стискивали ткань плаща.
– Я знаю, вам нужна Мод, – мягко сказала она. – Я бы тоже хотела, чтобы она была здесь. Чтобы подбодрила меня и подсказала, что делать, ибо я совсем потерялась и боюсь не справиться в одиночку. Я хочу, чтобы она была рядом с вами и поддерживала вас, но ее нет. Мод мертва, и Господь принял ее к себе. Отпустите ее.
Фульк почувствовал, как его рука взмахнула мечом. В глазах Клариссы вспыхнул страх, но она не сдвинулась с места. Сталь мелькнула в дюйме от ее горла, и тогда он перехватил рукоять меча и с ревом, полным боли и отчаяния, швырнул оружие в самое сердце огня – туда, куда только что хотел прыгнуть сам. А потом Фульк рухнул на колени в снег и безнадежно зарыдал. Он оплакивал не только Мод, но и свою потерянную жизнь.
Кларисса опустилась на колени рядом и заключила его в объятия. Сквозь изматывающие, рвущие душу рыдания, с которыми выходило его горе, Фульк почувствовал, как и она тоже, чуть тише, вздрагивает от плача, и краешком сознания услышал, как она шепчет, что все будет хорошо. Разумеется, не так, как прежде, ибо прошлого уже не вернуть, и тем не менее все будет хорошо.
Глава 44
Замок Уиттингтон, лето 1224 года
Камни с каменоломни проделывали немалый путь, добираясь к месту строительства нового замка: сперва путешествовали по реке Северн в Шрусбери, затем ехали на запряженной волами телеге, а потом тряслись в переметных сумах на пони. Сидя в седле, Фульк смотрел, как прибывают грузы, и чувствовал причудливую смесь радости и боли. Его конь запрокинул голову, и бубенцы на вплетенных в гриву алых лентах мелодично зазвенели.
Остатки сгоревшей бревенчатой башни и палисада разгребли, и на месте старой крепости вырастала новая башня с полукруглой сторожкой. Память о прежнем замке потихоньку стиралась. Фульк уже не мог с точностью представить себе расположение кухни или вспомнить, сколько окон было в главном зале – пять или шесть. Но, с другой стороны, какая разница, не все ли равно? Это имеет значение разве что для самого дальнего уголка памяти, живущего тягостной ностальгией по времени, которое, возможно, и не было таким совершенным, каким казалось сейчас.
Огонь, в котором погиб прежний замок, напоминал пламя его брака с Мод. Фульку никогда больше не доведется испытать такого опаляющего душу пожара, и он был отчасти даже рад этому, ибо знал, что во второй раз просто не переживет его. Но любовь движется и другими тропами, вырастая из нежной заботы.
До его слуха донеслись звонкие удары молотков каменщиков и бойкие крики мастеровых. Многие из них пришли в Уиттингтон из Олбербери, где строительство приории уже было практически завершено. Часовня в честь святого Стефана стала местом упокоения членов семьи Фицуорин. А также местом для проведения других церемоний.
При этой мысли он чуть натянул поводья и направил коня в свежую от росы траву. Стояло раннее летнее утро. Чуть позади его ждала Кларисса, давшая Фульку возможность побыть в одиночестве, дабы собраться с мыслями. Ее серо-золотистые глаза улыбались, а лицо светилось ярким румянцем юности. Сердце Фулька, пусть и покрытое затянувшимися ранами, при виде нее задрожало. Может, это была и не страстная любовь, а лишь ее тень, но все же…
Со дня смерти Мод прошло полтора года. Фульк по-прежнему скорбел. Внутри у него все еще оставалась пустота, однако она уже больше не казалась ему зияющей бездной. Мало того, пустота эта потихонечку, очень медленно, начинала наполняться. Правда, Фульк с подозрением относился к этому новому чувству, не в состоянии полностью ему довериться.
– К концу лета в замке можно будет жить, – сказала Кларисса. – Хорошо, что с Лливелином у тебя заключен мирный договор. Но даже если вдруг начнется новая война с Уэльсом, Уиттингтон будет стоять как скала. Он построен на века.
– Еще бы! Особенно если учесть, во сколько он мне обошелся!
Кларисса весело рассмеялась, и Фульк улыбнулся в ответ. Именно этот ее заразительный оптимизм помог вытащить его на свет из тьмы, в которой он пребывал. Да ведь и впрямь все не так уж плохо. Он заключил перемирие не только с Лливелином, но и с королем Генрихом, а тот дал Фицуорину соизволение перестроить приграничные замки Олбербери и Уиттингтон. Кроме того, Фульк получил еще несколько подарков из монарших рук: освобождение от податей, разрешение охотиться на оленей и, по иронии судьбы, изысканно инкрустированную шахматную доску и ларец с фигурами из слоновой кости.
В возмещение того, что случилось с Уиттингтоном, и в качестве благодарности за поддержку семья Маршал даровала Фицуорину право каждый год устраивать ярмарку в Уонтадже. В июне прошлого года Хависа родила ему первую внучку. Фульк надеялся, что малышка с серебряными волосами и зелеными глазами – вылитая Мод – станет для него утешением.
– Ты не передумала? – спросил он у Клариссы уже в третий раз за это утро. – Есть множество достойных мужчин помоложе, которые охотно назвали бы тебя своей женой.
Ее лицо ненадолго утратило безмятежность.
– Ну как мне еще убедить тебя? – произнесла Кларисса с ноткой легкой досады. Она протянула к Фицуорину руку и положила свою ладонь, белую и нежную, на его – смуглую и покрытую шрамами. – Знаю, с моим приданым я могла выбирать из доброго десятка молодых мужчин. Ты и сам неоднократно пытался меня сосватать. Но пойми же наконец: мне не нужен никто, кроме тебя. Только не говори опять, что по возрасту годишься мне в отцы, а то я тебя стукну.
