Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков
Стрельбы в помехах потребовали значительно большего напряжения от Кашечкина, но он уже не нервничал. Первая в его жизни ракета поразила цель. Вторая тоже. А дальше все его действия ничем не отличались от действий на тренажерах. По едва заметным изменениям скорости, по силе засветки, а иногда и просто внутренним чутьем, Кашечкин выделял истинную цель на фоне ложных, и всегда попадал.
На третий день учений Рузаев вызвал комбата по ВЧ.
– Николай Степанович, это кто там у тебя такой меткий завелся?
– Младший лейтенант Василий Кашечкин! – отрапортовал комбат.
– Давно он офицером наведения?
– Никак нет, товарищ полковник! Только что из училища.
– Ишь ты! – удивился Рузаев. – Хорошо их учат! Значит, так, – продолжил он. – Я лично буду присутствовать на вашей батарее на марш-броске. И мы посмотрим, что у вас там за Кашечкин.
Рузаев дал отбой. Комбат повесил наушники, развернулся и пристально посмотрел на Кашечкина.
– Да, братец, – наконец протянул он, – молодец. Постарался на славу. Хвалю.
– Служу Советскому Союзу!
Кашечкин вскочил и отдал честь.
– Молодец. Возможно, к концу учений нас наградят. А вот пока что – внеплановая проверка.
Как только стемнело, комбат дал команду готовиться к маршу. Рузаев подъехал к их батарее в командирском «газике» с откинутым брезентовым верхом. Он сам, в отличие от других командиров, вел машину.
Комбат подбежал было с докладом, но Рузаев тут же отпустил его, выразительно показав секундомер и блокнот, разложенные на соседнем сиденье.
Сворачивались быстро, даже немного быстрее норматива. Взревели двигатели тягачей, и дивизион начал строиться в колонну.
– Садитесь! – Рузаев подъехал к комбату и распахнул перед ним дверцу. – Теперь и без вас справятся.
– Справятся, – кивнул комбат.
– Ну, тогда покажите мне вашего меткого стрелка.
– Лейтенант Кашечкин! – крикнул комбат. – К полковнику Рузаеву!
Кашечкин быстро подбежал к ним.
– Ну что, младший лейтенант, как служба? – спросил Рузаев с усмешкой.
– Отлично!
– Молодец. Вижу, стрелять и командовать вы научились. А что еще должен уметь офицер?
– Офицер должен быть примером для подчиненных, – отрапортовал Кашечкин.
– Правильно, – кивнул Рузаев. – А скажите мне, лейтенант, что вы будете делать, если водитель одного из тягачей будет убит?
– Вызову запасного!
– И второй убит. Вести машину некому.
Рузаев хитро смотрел на Кашечкина.
– Сам поведу!
– Молодец, – одобрил Рузаев. – Лейтенант Кашечкин, слушайте приказ! Сесть за руль и вести сцепку номер три!
Кашечкин козырнул, развернулся, побежал к кабине тягача и ловко вскарабкался внутрь.
– Вперед!
Рузаев махнул флажком.
Тягач взревел, в нем что-то лязгнуло, он дернулся и затих. Скрежетнул стартер, и тягач еще раз дернулся.
– Стой! – Рузаев махнул флажком. – Вылезай.
Бледный Кашечкин выскочил из кабины и подошел к Рузаеву и комбату.
– Ты что делаешь? Ты что, водить не умеешь?
– Так точно, не умею, – отрапортовал Кашечкин. – В училище не учили.
– А зачем же ты в машину полез?
– Приказ был.
Рузаев и командир батареи переглянулись.
– Как же ты вести собирался?
– Приказ надо исполнять, – бодро ответил Кашечкин, – а способ его исполнения зависит от смекалки. Доехал бы!
– Молодец! Вот молодец! – Рузаев радостно похлопал его по плечу. – Знаете, лейтенант, я бы взял вас с собой в разведку.
– Спасибо, товарищ полковник!
Это было высшее доверие, которое можно оказать офицеру. В разведку берут далеко не всех.
– Тогда еще один приказ, лейтенант! За год научитесь водить машину, и на следующих учениях поведете колонну!
Полковник Рузаев еще не знал, что учений у него уже больше не будет. Что ровно через месяц его вызовут в Москву и поручат подготовку группы вьетнамских военных специалистов новым методам противовоздушной обороны. А весной его, как лучшего военного специалиста, командируют во Вьетнам, которому угрожали Соединенные Штаты, для управления новым вооружением. Но все это будет потом.
***
Учения закончились. Гроза командиров зенитно-ракетных дивизионов, ветеран Великой Отечественной войны, кавалер ордена Славы, полковник Георгий Семенович Рузаев сидел в купе скорого поезда Бишкек-Москва, курил и думал о жизни. Поезд стучал колесами на стыках, вагон качался и поскрипывал. Ехавшие вместе с Рузаевым в купе трое колхозных чиновников, выделявшиеся среди пассажиров строгими черными костюмами и остроносыми лаковыми туфлями, с утра ушли в вагон-ресторан и до сих пор не появлялись. Рузаев ехал один, и это было ему на руку – можно было не выходить в тамбур, а дымить прямо здесь. Он специально закрыл дверь и приоткрыл окно, впустив ветер. Тянуло сыростью и холодом.
Рузаев любил осень. В его родной Казани осень была на редкость красива. Будучи еще мальчишкой, он бежал к Кремлю, залезал на стену и долго-долго смотрел на одетый золотом противоположный берег Казанки. Вдалеке могучим простором текла Волга, и другого ее берега не было видно даже с Кремля. Любил он ходить и на площадь, где в двадцати шагах друг от друга стояли так и не закрытые советской властью православная церковь и мусульманская мечеть. Он прибегал рано утром и видел, как площадь торопливо перебегал одетый в странный длинный халат мулла. Перед входом в мечеть мулла благочестиво оглаживал бородку и кланялся своему храму. Затем мулла поворачивался к церкви и так же кланялся ей. Потом мулла исчезал внутри мечети, и через несколько минут с минарета раздавалось его заунывное «Алла акбар!»
Под славословия Аллаха через площадь важно проходил поп. У него была огромная, веником, борода, а на толстом пузе горел крест. Поп крестился и кланялся иконе над входом в церковь, затем брал свой огромный медно сияющий крест, крестил минарет и раскланивался с муллой. Мулла завершал свои призывы, а на православной колокольне начинал звонить колокол. Так они и жили, в мире и согласии.
Так же мирно в воскресное утро шли сюда и двое жителей из дома Рузаева. До площади они шли вместе и лузгали семечки из одного кулька, а затем расходились. Старушка в черном платке шла в церковь, а старый бритый татарин – в свою мечеть. Бывало, мальчишкой Жора дразнил их обоих за темноту и неграмотность. Они качали в ответ головами и научили его двум фразам: «Отче наш, иже еси на небеси…» и «Нет бога, кроме Аллаха, а Магомет – пророк его». Жора в насмешку весело выкрикивал их им в лицо, а они, сидя на лавочке, важно кивали головами.
Вспомнил эти фразы Жора только в мае сорок второго, когда командир их батареи пытался хоть как-то прикрыть переправу на косе Чушка…
Этой переправе предшествовали многие важные события в жизни Рузаева. В мае 1940 года он окончил школу. Может показаться странным, но мальчишка-сорванец получил серебряную медаль и право поступать
