Николь Берд - Дорогой притворщик
Психея постаралась скрыть свое удивление. Если Цирцея говорила с актером о живописи, значит, она решила, что он достоин ее доверия. Цирцея удивительно хорошо разбиралась в людях. Она всегда испытывала отвращение к Перси.
Психея смотрела на актера, непринужденно сидевшего за столом. Он не переставал удивлять ее.
– В Испании я видел удивительные картины Эль Греко, – задумчиво произнес Гейбриел. – Его зарисовки Толедо – потрясающи. Конечно, им уже двести лет, но в них передано настроение. Я согласен с Цирцеей – пейзажи не должны быть только топографией.
Цирцея просияла, а Психея окончательно смягчилась. Слишком мало было людей, с которыми Цирцея могла свободно беседовать о живописи серьезно. Она ненавидела, когда с ней сюсюкали и говорили о важности рукоделия или фортепьяно для молодой леди. Похоже, этот актер разбирается в живописи, или он все придумал ради ее сестренки?
Глядя в сияющие глаза девочки, Психея почти не осуждала его.
Актер, казалось, догадался, о чем она думает.
– Боюсь, я просто невежда по сравнению с вашей сестрой, – обратился он к ним обеим. – Но знаю достаточно, чтобы оценить истинное искусство.
Психее понравились его искренность и признание таланта Цирцеи.
Любовь и желание защитить свою удивительную младшую сестру владели Психеей. У Цирцеи был талант, следовало дать ей возможность свободно развивать его, иначе дух ее будет сломлен, талант завянет, и Цирцея всю жизнь будет страдать. А она уже и так много потеряла… Но Психея спасет ее. Она найдет необходимые деньги, свои собственные деньги, наследство своих родителей, которые бы поняли, что нужно Цирцее. Дядя Уилфред не понимал, да и не стремился к этому.
– Вы очень любите свою сестру? – тихо спросил актер.
Психея посмотрела ему в глаза.
– Да, и никому не позволю причинить ей вред, – так же тихо ответила она.
– Обещаю вам, что никогда не причиню вреда ребенку, – улыбнулся Гейбриел.
Но он мог сделать это, вольно или невольно, если его разоблачат. Слезы навернулись на глаза Психеи.
– У меня плохие новости.
Он, не теряя выдержки, выжидающе посмотрел на нее. Ему совершенно неведом страх, с восхищением заметила Психея.
– Я приняла приглашение на сегодняшний вечер, когда еще не знала, что вы останетесь здесь. Я полагала, что мой жених, то есть вы, сразу же уедет в Европу, – объяснила она, не забывая о присутствии гувернантки. – И если я откажусь от приглашения теперь, когда Перси всем рассказал, что вы здесь, это будет выглядеть слишком подозрительно. У вас хотя бы есть вечерний костюм? – продолжала она. – Надо что-то делать с вашим гардеробом…
Психея прикусила губу. Какой портной управится за такой короткий срок? Симона может помочь. Она сейчас же пошлет ей записку. Ничего кричащего, не слишком дорогое, а затем сапожник и…
Психея неожиданно почувствовала на себе чей-то взгляд. Круглое лицо Телли выражало изумление, лицо Цирцеи – заинтересованность, а Гейбриел выглядел несколько растерянным.
– О Боже. Я говорила вслух?
– Да, Психея, – кивнула Цирцея.
– Как я понимаю, вы говорили обо мне? – спросил Гейбриел.
– Нет, это для моего другого голого жениха. – Психея округлила глаза. – Конечно, я говорила о вас.
Цирцея фыркнула. Телли ахнула:
– Мисс!
– Ему нужна одежда, Телли. Что в этом неприличного?
– Но вы не должны… молодые леди не обсуждают мужскую одежду. Вам об этом прекрасно известно, мисс Психея.
– Извините, Телли. – Девушка повернулась к актеру. – Если я веду себя неприлично, то не по вине нашей милой гувернантки.
– Я не нахожу в вашем поведении ничего неприличного, дорогая мисс Хилл. Вы, как всегда, само совершенство.
Психее было приятно это услышать, но она старалась не поддаваться его чарам. Он – актер. Она должна помнить, что его слова неискренни, все это напускное. Психея больше не удивлялась, что его мало знают. Она начинала думать, что Синклер исполняет свои роли в дамских спальнях чаще, чем на сцене. Будучи таким невероятно красивым, он, конечно, пользовался бешеным успехом у дам.
Но после смерти родителей Психея научилась не только думать, но и действовать. Она отодвинулась от стола и встала. Актер тоже поднялся, и ей показалось, что в его синих глазах мелькнуло разочарование. Неужели ему действительно жаль, что она уходит? Нет, очевидно, он снова притворяется.
– Я уезжаю, – объявила она, – но скоро вернусь. Мы отправимся в гости в восемь после легкого обеда. Мы званы на поздний ужин.
Гейбриел улыбнулся в ответ. Психея не знала, имеет ли он представление о жизни высшего света. У неизвестного актера едва ли была возможность с ней познакомиться. А в присутствии Телли она не могла спросить его напрямик.
– Я буду готов. – Он с иронией бросил взгляд на свой костюм. Поскольку вечерний костюм был единственным, что уцелело, то Гейбриел безусловно уже был готов.
Психея с трудом удержалась от смеха. Он мог подумать, что она насмехается над его затруднительным положением, а девушка никогда не оскорбила бы насмешкой чьих-либо чувств, даже этого наглого фигляра.
– Психея, – вмешалась Цирцея, – мне нужна бумага для рисования, пожалуйста.
– Конечно, дорогая. Я загляну к тебе позже.
Актер поклонился, Психея кивнула и вышла из комнаты. Иногда она даже жалела, что эта помолвка ненастоящая. Его непрестанное внимание, его уважение… нет, ей нельзя даже думать об этом. Не следует забывать, что это только игра. И она скоро закончится.
Глава 6
«Что может быть приятнее посещения магазинов и удачных покупок?» – думала Психея, поднимаясь по ступеням своего дома. Она купила бумагу для рисования для Цирцеи и несколько кистей. Размышляя о том, как обрадуется Цирцея кисточкам из собольего волоса, она не обратила внимания на странное выражение лица Джоурса, с которым тот смотрел на сопровождавших ее людей.
Она заезжала к сапожнику, перчаточнику и, конечно, к Симоне, которая с радостью дала ей адрес портного. Симона имела неплохой доход, обслуживая дам семьи Хилл.
Сидя на кушетке, обитой розовым шелком, Психея с восхищением рассматривала образцы последней французской моды. После победы над Наполеоном торговля снова процветала, и англичане наслаждались любимыми французскими тканями и новыми фасонами. Конечно, даже во время войны что-то доставляли контрабандисты, но родители Психеи относились к этому с неодобрением…
Психея примерила новое платье, которое собиралась надеть на вечер у Форсайтов. О таком платье можно было лишь мечтать: в зависимости от света оно переливалось то холодным голубым, то серебристым цветом. Воздушные нежные кружева пенились на рукавах и вокруг квадратного декольте. Лиф плотно облегал ее фигуру, юбка мягко спускалась по бедрам и заканчивалась шлейфом. Психея, стоя перед зеркалом, поворачивалась то в одну, то в другую сторону. И в эту минуту она позволила себе представить Гейбриела, кружащего ее в вальсе, и прикосновение его щеки, и его теплое дыхание, когда он наклоняется, чтобы запечатлеть на ее холодных губах еще один запретный поцелуй… Ведь никто не узнает об этих глупых мыслях!
