Хизер Грэм - Ничто не разлучит нас
Гейли прижала холодные ладони к пылающим щекам. Что он подумает! Сначала вчерашний поцелуй, а теперь еще и это… Ей не стоит обвинять его в нечестности, это ее поведению нет оправдания.
– Гейли, это я…
Она испуганно повернулась и в ужасе обнаружила, что забыла задернуть занавеску. Она стояла практически голая. Мак-Келли, вернувшийся в студию в джинсах и хлопчатобумажной рабочей майке, глядел на Гейли, стоя всего в нескольких футах от нее.
Он долго молчал, и она замерла, глядя ему в черные, как ночь, глаза, в глубине которых теплилось пламя страсти.
– Кровь Христова… – наконец-то выдохнул Брент, и страстный взор, казалось, нежно коснулся ее кожи. Гейли не смела ни пошевелиться, ни вздохнуть. Она смутно припоминала, что собиралась извиниться и уехать. Но ее планы развалились, как карточный домик. Больше ничто на свете не имело значения, кроме его прикосновения взором…
– Иди сюда. Иди ко мне, – шепнул Брент. Она поняла, что о живописи нет и речи, а от нее уже не требуется позировать.
Боже милостивый, она подчинилась ему! Гейли как зачарованная не могла ослушаться, словно от этого зависела ее жизнь.
Расстояние между ними показалось Гейли бесконечно длинным. Она двигалась очень медленно, словно сопротивляясь непреодолимой силе, которая уверенно тянула ее к нему. Все время Брент смотрел ей в глаза. Она – ему. Руки ее обессиленно опустились, ноги пронзительно ощущали холод пола. Но наконец она подошла совсем близко к Бренту, на расстояние вздоха… Гейли видела, как чисто выбрит его подбородок – он так старался, что поцарапался, – и синяя прожилка трепетала у него на шее. Тепло, исходящее от тела Брента, окутало ее как коконом, и она вновь заглянула в поразительно-черные, чарующие глаза.
Он взял ее лицо в ладони, провел пальцами по щекам. Конечно, это был не профессиональный интерес художника к модели. Так прикасаться может только влюбленный.
Гейли не шелохнулась, боясь спугнуть мгновение. Внутри все сжалось и дрожало, но она по-прежнему не отрывала взора от таинственной черной глубины его глаз. Его легкие, ласковые ладони оставили ее лицо, провели по плечам и груди и наконец легли на талию. Он опустился на колени.
Сначала Гейли чувствовала лишь прерывистое дыхание, но потом теплый кончик языка скользнул по кромке кружевных трусиков. Она вздрогнула, тихонько охнула и вцепилась в плечи Брента, чтобы не упасть, – настолько острые ощущения пронизали ее. Прежде ей никогда не доводилось испытывать подобного удовольствия, и ничто до такой степени не лишало ее воли и рассудка. Ни с чем она не смогла бы сравнить это прикосновение, такое пронзительное, такое нежное, чувственное, потрясающее и волнующее.
Скольжение жаркого, влажного, ласкающего и гладящего языка по коже… и шторм чувств захлестнул Гейли с головой. Ее переполняла медовая сладость. Она вздрагивала, трепетала и боялась упасть. Лишь когда удовольствие стало непереносимо острым, Гейли попыталась протестовать. Но напрасно. Она в полубеспамятстве шептала какие-то бессвязные слова, на которые Брент не обращал внимания. Рука его лежала на ягодицах, длинные пальцы жгли кожу сквозь кружево, и вдруг он уверенно убрал последнее препятствие. Теперь ему уже ничто не мешало властно ласкать Гейли. Он знал, где находятся чувственные тайники женского тела. Сначала он прикасался к ним легко и нежно, затем настойчиво и требовательно, пытая ее сладостным удовольствием.
Наконец она вскрикнула от невыносимой сладости этой муки. Колени подкосились, она почти упала к Бренту на руки. Но тогда, не менее острое, чем только что пережитое наслаждение, ею овладело чувство стыда. Гейли сжалась, отвернулась от Брента, тяжко всхлипнула и, вскочив на ноги, помчалась в раздевалку, чтобы поскорее прикрыть наготу.
– Гейли!
Повинуясь громкому, звенящему страстью окрику, она остановилась. Его ласковые, горящие ладони легли ей на плечи.
– Гейли, Гейли, Гейли… – нежно шептал Брент, повторяя лишь имя.
– О Господи, я ведь сказала, что не стану… Но стою, пока ты… А мы почти незнакомы, и… О Боже! Я никогда не вытворяла таких вещей, никогда… Я не…
– Посмотри на меня.
– Нет! – в отчаянии воскликнула она.
– Милая, дорогая. – Брент осыпал поцелуями ее волосы. Потом он повернул ее к себе, и Гейли спрятала лицо на его груди. – Я знаю, ты не распутница… И я не распутник. Клянусь тебе, я даже не думал, что так получится. Если я и мечтал о близости, то не здесь, не сейчас… Поверь, я не собирался воспользоваться случаем. Посмотри же на меня, пожалуйста, посмотри!
Она нехотя подчинилась его требованию. Черные глаза сказали ей об ошеломляющих страстях, бушевавших в нем.
– Это не случайно. Мы особенные. Боже правый, неужели ты не видишь этого?! Неужели не чувствуешь или боишься признаться?! – в отчаянии вопрошал Брент.
– Я…
– Признайся, что хочешь меня.
– Я…
Тогда он склонился и жадно поцеловал ее в рот. Нечаянные слезы Гейли растворились на его языке. Она все крепче и крепче прижималась к Бренту, пока наконец он не приподнял ее над полом.
– Скажи, – сказал он, опуская ее на пол и слегка прикасаясь губами к губам. Она посмотрела ему в глаза и, снова ощутив слабость, прильнула, чтобы не упасть.
– Скажи! – настаивал Брент.
– Я… тебя хочу.
Он мигом подхватил ее на руки и наградил потрясающим поцелуем. Гейли не понимала, куда они направляются, ей было все равно.
А Брент огромными шагами пронесся по дому. У какой-то двери он остановился и пнул ее ногой.
Они очутились в спальне. Той ночью Гейли не сумела разглядеть комнату. Войдя в темноту спальни, Брент уложил на кровать свою ношу, а затем стукнули об пол его шлепанцы, чиркнула «молния» на джинсах, прошелестела ткань, и Гейли почувствовала его совсем близко.
Она обняла его плечи, бегло провела пальцами по щекам, по спине… Раздался глухой стон, и Брент прижал ее сверху, а потом, мягко раздвинув коленом ноги Гейли, выдохнул над самым ее ухом:
– Я иду в тебя.
– Знаю. – Гейли взяла его лицо в ладони и поцеловала, шепнув: – Я готова.
Он быстро и плавно вонзил свое твердое и гладкое орудие в глубину ее тела. Удивительно, но к ней вернулась только что пережитая глубокая взволнованность. Казалось, что она вот-вот снова задрожит от страсти, но ничего подобного не произошло. Вместо этого ее словно приподняло над постелью, и она парила в блаженстве, как в невесомости. А Брент уподобился молнии и пламени. Он оставил нежность и утонченные ухищрения, превратившись в воплощение грубой жажды, однако Гейли ни о чем ином не мечтала. Ей нравилась его жесткая сила, и то, что тело его покрылось блестящим скользким потом, и то, какими сосредоточенными стали черты его лица, едва различимые во тьме.
