Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез
Забавное предсказание! Я даже вслух рассмеялась, совершенно оправившись от недавних тревог.
– О, нет, это точно не обо мне – я же трусиха! Авгуры гадают на внутренностях животных? Жутко! Стоит ли верить… Я уважаю ваши традиции, конечно… Тит Сергий, а что за вопрос тебя интересовал? Это касается Фурия?
– Это касается Рима! – последовал раздраженный ответ. – Цари приходят и уходят, а Рим остается. Глупы те, кто думают, что Цезарь и есть Рим.
– Вы, кажется, демократ и республиканец, – брякнула я, не подумав.
– Если хочешь жить, прикуси язык и забудь наш разговор! – сурово глядя на меня, припечатал квестор.
– Угу!
Повисло длительное молчание. В коридоре послышалась тяжелая поступь часовых – их подбитые гвоздями калиги гремели по мозаичному полу, неподалеку сменялась стража. Тит Сергий устало потер переносицу ребром ладони и велел мне ложиться в приемной у его кабинета.
– Распоряжусь, чтобы тебе принесли покрывало и подушки.
– Благодарю тебя, мудрейший из мужей Рима! – провозгласила я хвалу своему благодетелю.
Катон равнодушно принял мои комплименты – у таких, как он, каждый день куча раболепного народа толпится в приемной. Зато намекнул, что вскоре мне может выпасть случай принести более реальную пользу, чем льстивые слова. Конечно, старичок имел в виду не плотские утехи себе на радость, я была совершенно спокойна на этот счет.
Бывшая блудница Мелина проболталась, что Катон озабочен лишь государственными делами и благом отечества, а потому вовсе не падок на женские прелести. Зато советник знает толк в еде, от него пахнет не луковым супом, а медовыми пряниками и мятой.
Засыпая на жестком ковре поверх узкого ложа, я невольно вспоминала горячие поцелуи Бората. У меня полгода не было интимных отношений и каких-либо амурных интрижек, а тут мое неловкое кокетство, глоток вина, острый перец и лавандовые свечи…
Темная комната и большой мужчина с сильными жилистыми руками. До сих пор чувствую его дыхание на своей щеке. А если бы я уступила? Ох, лучше не представлять! Но какой же он импульсивный парень. И прямодушный, и откровенный… и горячий.
Во сколько он там меня оценил – в два денария? Довольно много. Я слышала, гвардейцы получают хорошее жалованье, и Фурий часто дарит им подарки, накрывает столы со всякой снедью. А еще Мелина намекала, что у Бората в Риме есть дядя – владелец оружейной лавки.
И если бы сама Мелина не была наложницей императора, а Борат не выглядел таким угрюмым аскетом, то красотка непременно бы окрутила перспективного солдафона, которому, кстати, уже скоро выходить на заслуженную пенсию.
Также не обошлось без шуточек по поводу нашего с ним ночного соседства. Мелина ехидничала, что я упускаю прекрасный шанс проверить, насколько могуч и ловок его "таран" в бою. Сочиняла, что крепость моя непременно падет под натиском римского солдата, как это случалось во всех имперских завоевательных походах. Я напрягла память и хотела усомниться в победах Рима, но спорить не стала.
Да уж… Роман девушки из двадцать первого века с замшелым римским преторианцем – голубям ближайшей базилики на смех! Нет, дядя с оружейной лавкой – это, конечно, мощный аргумент в его пользу. Но что у меня может быть общего с Боратом?
Только тот факт, что порой он вынужден присутствовать на наших посиделках с императором. После сегодняшней ночи я напущу на себя строгий вид и даже перестану улыбаться гвардейцу.
Подумаешь, очень ему нужна моя улыбка! С парой сестерциев Борату настежь открыты двери любого местного борделя, а солдаты, как известно, неприхотливы в развлечениях.
Уф-ф, не могу уснуть, да что за наказание, не выходит у меня из головы этот бешеный бык. Чего накинулся? Я просто хотела поговорить дружелюбно… А он решил, что я его соблазняю. Древний дурак! Напугал. Хотя есть доля и моей вины, впредь буду вести себя разумней и осторожней.
Глава 11. Перед грозой
К обеду следующего дня вопрос с моей комнатой решился благополучно. Осталось забрать немного тряпок и свою дамскую сумочку из закутка Бората. Уже в первые дни дворцового обитания я обзавелась небольшим гардеробом: голубая и бледно-зеленая туники с короткими рукавами, тонкое домашнее платье – палла (одевалось поверх нижней туники) и оранжевый плащ – накидка.
Нарядами меня снабдил Афес – молчаливый грек, назначенный смотрителем за всеми "гостями" дворца, не являющимися родней Цезаря. Также Афес занимался вопросами интимных развлечений первого человека Рима, однако все наложницы размещались по отдельным покоям в зависимости от благосклонности Фурия.
К моменту моего появления на Палатине в фаворитах ходила пышногрудая Мелина или «кобылица из Остии», как небрежно называл ее Катон в наших приватных беседах.
Любимица цезаря немного скучала во дворце и не раз приглашала меня к себе поболтать, но я обычно отвечала отказом, боялась навлечь на себя неприятности. Вдруг, обнаружив нашу дружбу, Фурий решит попробовать и меня на роль гетеры.
Сегодня же после некоторых раздумий я согласилась на краткий визит в покои бывшей портовой "звезды", хотела немного расспросить о местной моде, какого бы нрава не была Мелина – одевалась она со вкусом, а ее длинные, выкрашенные хной волосы, всегда затейливо укладывали рабыни.
Скорее всего, мне просто хотелось побеседовать с женщиной, которая ненавязчиво предлагала себя в советницы. Я ее тоже понимаю, она боялась за свое благополучие, как и Катон желала знать, о чем думает "господин ее тела". Слишком часто мы оставались с цезарем наедине.
А вот Тулия, на мой взгляд, была глуповата и жила одним днем. Напоминала пеструю бабочку, беззаботно порхающую над цветами. Что-то с ней будет, когда померкнет красота хрупких крылышек…
Едва я завела речь о прическе и лентах, Мелина фыркнула, бросив в меня персиком из большой плетеной корзины.
– Хочешь привлечь Фурия нарядами? Даже не мечтай! Император любит дородных женщин с большой грудью и мясистыми ляжками, а не таких худосочных замухрышек. У тебя только глаза красивые, как у коровы и звучный голос. Тебя нужно слушать, а не трогать. Да возьмись за тебя покрепче в постели – ты будешь хныкать и пищать, сразу видно, какая ты неженка. А нашему Фурию нравятся страстные и горячие, словно угли… Так я говорю, Тулия?
Наперсница ее