Александр Жарден - Франсуаза Фанфан
Ему понравилась темпераментность Фанфан. Оба ее фильма, отснятые камерой «Сюпер-8», – вестерн и один из научно-фантастических – очаровали его. Думаю, Габилан был искренним, ибо не такой он человек, чтобы лгать без надобности. Впрочем, к своим комплиментам он присовокупил предложение, заставившее Фанфан подпрыгнуть от радости:
– В двух моих ближайших фильмах вы будете второй помощницей режиссера, в третьем – первой. Хочу, чтобы вы попривыкли к работе настоящих съемочных групп. Потом я сделаю ваш первый фильм на широкой пленке, идет?
Фанфан бросилась толстяку на шею и расцеловала в обе щеки. Он даже смутился.
А уж мой отец был явно восхищен броской красотой Фанфан. Мне не нравился огонек в его глазах, когда он смотрел на нее. Его похвалы показались мне более подозрительными, чем похвалы Габилана, у которого чувственная сфера целиком перекрывалась его неимоверной страстью к ядовитым змеям. Любовью его жизни был Марсель, самец кобры длиной более пяти метров.
Когда Габилан ушел, отец начал привораживать Фанфан, как будто меня там не было. Он умел показать себя веселым, экстравагантным и остроумным, за несколько секунд пробудить в собеседнике желание нравиться ему. Фанфан смотрела на него как зачарованная: они были одной породы – киношники, смело преодолевавшие собственные страхи. Я в панике схватил Фанфан за руку и увел подальше от соблазна.
На улице Фанфан дала волю своей радости. Четверть часа я слушал восклицания, в которых выражалось счастье, восхищение, она видела впереди безоблачное будущее, улыбалась, благодарила жизнь, судьбу, меня.
Потом мы прошлись по лавкам и магазинам, как будто наши средства соответствовали нашим желаниям. Мой банковский счет был весьма тощим, а ее – давно исчерпан чеками без обеспечения; но мы разыгрывали богачей, выбирали наряды, которые могли представить себе только на рекламных плакатах.
Фанфан удивилась моей готовности «делать покупки». И в самом деле, очень немногие молодые люди с удовольствием ходят по магазинам. Я не смел сказать ей, что у витрин я смотрел только на ее отражение, а когда она примеряла платье, упивался ее формами. Восхищался ими, делая вид, что я в восторге от покроя.
Мы спустились в метро, чтобы поехать в другие магазины, которые ей особенно нравились. К счастью, вагоны были переполнены. Нас сжимала окружавшая толпа, и я мог спокойно прижиматься к Фанфан, с радостью отмечая упругость ее грудей. Кусал губы и, чтобы невольно не обнять ее, на всякий случай засунул руки в карманы. Фанфан, вынужденная ехать стоя, наклонилась к сидевшему перед ней мужчине и ласково шепнула:
– Я была бы вам очень обязана, если бы вы уступили мне место. Я очень устала.
Тронутый нежностью в ее голосе, пассажир уступил ей откидное место.
– Большое спасибо, – сказала она с обворожительной улыбкой.
Фанфан умела упрощать себе жизнь. Ей были чужды робость и страх, свойственные большинству людей. Свобода, которую она проявляла ежеминутно, очаровывала меня.
Тут я рассказал ей о некоей Лоре, которую недавно повстречал и которая – добавил я, делая вид, что смущен своим воспоминанием, – не совсем мне безразлична.
– Я даже как-то подумал, что встретил девушку, разделяющую мои мечты.
Я поостерегся уточнить, что эта самая Лора – моя любовница, но и подозрение выбило Фанфан из колеи. Я был на седьмом небе. Однако, не желая усугублять страдания Фанфан, небрежно бросил, что, дескать, не знаю, стоит ли Лора того, чтобы ее завоевывать.
Взгляд Фанфан смягчился.
Когда мы вышли из метро, Фанфан привела меня в магазин женского белья. Словно заставляя меня забыть Лору, примеряла все, что возможно, из интимного туалета и прохаживалась передо мной с видом ангела, понятия не имеющего о том, какое впечатление производят на мужчин женские формы. Чтобы не лишиться чувств от вожделения, я снова вызывал в памяти паровоз, так помогший мне в нашу венскую ночь. Когда Фанфан говорила, перестук колес заглушал ее слова. Продавщицы принимали нас за любовников, Фанфан была вполне довольна, а я задыхался от сластолюбия.
Сославшись на лекцию в Политической школе, я покинул Фанфан, пока мои чувства не прорвали плотину моей воли. Она посмотрела на меня с блаженным недоумением на лице, во взгляде и во всем облике. Видимо, ей было непонятно, как это я ухитряюсь устоять перед ее чарами. Несомненно, она на меня рассердилась. В ее дальнейших стараниях соблазнить меня, возможно, было желание отомстить.
Когда я оказался на улице один, меня охватило странное недомогание. Мало-помалу я сообразил, в чем дело. Время с полудня прошло для меня как волшебный сон. Мы разыгрывали богачей, но остались ни с чем. И меня охватило непреодолимое желание разбить стекло, отделявшее меня от моей мечты, впустить мечту в свою жизнь. Не хотел я больше быть Принцем с рекламного плаката. Я жаждал вернуть себе головокружение, возникшее у меня, когда я отправился в Альпы сорвать эдельвейс. Фанфан сумела заставить меня присоединиться к ее девизу: надо забыть об условностях.
Я вернулся по нашим следам, зашел в каждый магазин, который мы посетили, накупил рубашек, платьев и трусиков, которые понравились Фанфан. С наслаждением подписал несколько чеков без обеспечения, сам удивляясь, как легко можно уйти от реальности. Неприятности начнутся завтра; но в эту минуту я чувствовал себя свободным, опьяненным собственной смелостью, довольным жизнью. Сам себя не узнавал. Неужели я все тот же прилежный студент Политической школы, пекущийся об умеренности? Мое благоразумие лопнуло по швам, во мне пробудился дремавший в душе неистовый безумец, который постоянно меня тревожил.
Я отдал два огромных пакета привратнице дома, где жила Фанфан, «для мадемуазель Соваж» и ушел, ликуя при мысли о том, что в этих пластиковых мешках Фанфан найдет осязаемые доказательства моей способности осуществлять самые безумные мечты. Я усложнил свою жизнь тридцатью двумя тысячами тремястами франков долга – пройдет много времени, прежде чем я забуду эту цифру, – но в ту пору подобная сумма оставалась для меня чем-то абстрактным.
Соблазнительное нижнее белье я купил в двух экземплярах и вечером попросил Лору примерить те вещички, которые оставил для нее в надежде, что это белье создаст иллюзию, будто я сплю с Фанфан. Растроганная Лора выполнила мою просьбу. Она думала, что это дань красоте ее тела, которое и вправду было ладно скроено, хотя и не выдерживало сравнения с телом Фанфан.
В эту ночь Лора проявила бесстрашие. Я остался ею доволен; но ни одна ее ласка не казалась мне такой изысканной, как предполагаемые нежности Фанфан.
На другой день Фанфан выразила мне благодарность такой телеграммой:
