Патриция Кемден - Обещай мне чудо
– Н-нет, – задыхаясь, пробормотал Рига. Завывание собак стало громче.
– Нет. Конечно нет. Где же в этом игра? Ты и твои ублюдки-псы обездолили меня, Рига. Ты лишил меня развлечения.
Глаза обер-егермейстера, казалось, готовы были вылезти из орбит. Гизела содрогнулась от наслаждения. Казалось, будто сам лес затаил дыхание в ожидании расправы фон Меклена над жалким созданием, задыхающимся в его руках.
Она протянула руку и принялась гладить плечо графа, затем ладонь скользнула по его спине, пальцы ее своими прикосновениями напомнили о более соблазнительных развлечениях. Он оглянулся, приподняв одну бровь, в ответ на явное предложение ее проворных пальцев. В уголке его рта образовалась чуть заметная ямочка.
– Хозяин, пожалуйста… – умолял Рига. – Я… я все улажу к…
Не сказав ни слова, фон Меклен отпустил его, и обер-егермейстер съежился, превратившись в дрожащее жалкое существо.
– Оставь нас, – приказал граф, отталкивая его сапогом. На куртке обер-егермейстера осталось темное пятно оленьей крови.
Фон Меклен подошел к Гизеле. Его бледно-голубые глаза, обманчиво казавшиеся столь невинными, возбужденно буравили ее карие. Выражение похоти, подобно дымке над пламенем, проскользнуло по его гордому красивому лицу.
Лай и беготня раздавались у них за спиной, когда Рига и двое лакеев уводили гончих. Но ни она, ни граф не обращали на это внимания.
– Моя прекрасная похотливая шлюха, – пробормотал он, и его голос прозвучал подобно ласке. Поля его шляпы прикрывали ее лицо от солнца.
Она запустила пальцы в его длинные волосы светло-каштанового цвета, затем резко дернула и, увидев, как он поморщился, улыбнулась.
– Мой прекрасный распутный… – начала она так тихо, чтобы только он мог услышать, затем замолчала и медленно облизала его губы влажным языком, – отцеубийца. К чему отвлекаться на уничтожение такой ничтожной дичи, как олень, когда тебя ждет твой отец. Это будет намного более занимательная охота.
Фон Меклен посасывая ее губы, затем втянул нижнюю сквозь зубы и укусил, заставив ее вздрогнуть от боли. Он усмехнулся.
– Я еще не убил отца, так что пока я не отцеубийца, моя милая сука. Но скоро, скоро…
Он терся лицом о ее цвета слоновой кости шею, облизывая ее и целуя. Ее плоть трепетала. Кровь заструилась огненным потоком, из горла вырвался стон. Черт возьми, он умел ее воспламенить.
Она впилась пальцами в его плечи.
– Да, скоро… – Она помассировала мускулы его предплечий, затем руки скользнули вниз, вдоль расстегнутой куртки к бриджам. Ее ладонь как бы невзначай обхватила его затвердевшую плоть. – Да, да…
– Нет. – Он укусил ее за нежную кожу под ухом и отстранил от себя. – Скоро, но не сейчас.
Она стояла, тяжело дыша, разочарованная его внезапным отдалением. Тело ее пульсировало от страстного желания завершения.
– Черт бы тебя побрал, Балтазар, я хочу…
– Тогда действуй, похотливая сука. Прошло меньше месяца с тех пор, как наступил этот дрянной мир, а ты уже большую часть времени проводишь на спине.
– Я не все время на спине, грубиян, – сказала она, толкнув его.
Он не шелохнулся, затем, схватив ее за плечи, стал наклонять к земле.
– Действительно, моя Гиз с бедрами цвета слоновой кости. Когда ты на коленях…
Он продолжал ее наклонять до тех пор, пока она не вцепилась в его постепенно терявшее свою упругость естество. Он прошипел грубое ругательство. Она изогнулась и ударила его своим телом под колени.
– Сука! – прорычал он, теряя равновесие.
Золотые и оранжевые листья взметнулись, когда он приземлился под дубом. Она взобралась на него, схватила за волосы, сжала бедра коленями. Прижимаясь к его чреслам, она бросила на него лукавый взгляд.
– Да, иногда я бываю на коленях, мой Бат, обладатель железных мускулов.
Он крепко прижал ее к груди, и она почувствовала, как он смеется. Он перевернулся, поменявшись с ней местами и чуть не придавив ее своим телом. Это была знакомая тяжесть, тяжесть, которой она жаждала. Он грубо поцеловал ее. Она раздвинула ноги и приподняла навстречу ему бедра.
Он, опираясь на локти, отстранился от нее. Она, захныкав, запротестовала.
– Я хочу тебя, я хочу, чтобы ты… – Она облизала его лицо, затем изрекла непристойное приглашение.
Он сунул язык ей в ухо и прижался своей вновь напрягшейся плотью к ее прикрытым юбкой бедрам. Она закрыла глаза и торжествующе застонала.
Но он прошептал «нет» и откатился от нее.
Она расстроенно вскрикнула, перевернулась на живот и стала бить кулаками по ковру опавших листьев.
– Ты мерзавец.
Фон Меклен оперся на локоть и засмеялся.
– Ты нужна мне, Гиз, – сказал он и шлепнул ее по заду. – Но не пресыщенная. Ты особенно на высоте, когда немного… голодна.
– Дай мне то, что я хочу, это займет немного времени. А потом я сделаю все, что ты захочешь.
– Ты в любом случае сделаешь.
Она зашипела от раздражения, пальцы ее погрузились в листья.
– Появились два новых лакея…
– Я их кастрирую, если только ты к ним прикоснешься.
– Ты не возражал, когда тот австрийский майор довольно основательно прикасался ко мне в прошлом месяце.
– То было совсем другое дело. Я наблюдал. – Он устремил на нее взгляд своих больших невинных глаз. – Так же, как и его жена, хотя он и не знал об этом.
Гизела попыталась подавить смешок, но не смогла.
– Она завизжала, да?
– Словно крестьянская свинья в день святого Мартина!
Гизела села, смеясь, и встряхнула головой, чтобы сбросить листья.
– Но ничто не сравнится с тем, как завизжал он, когда ты спокойно принялся за нее.
– Восхитительная парочка, – бросил фон Меклен. Он скрестил свои обтянутые сапогами лодыжки и бросил на нее взгляд из-под полуприкрытых ресниц. – Скоро у нас будет большой выбор… удовольствий.
Она вздохнула:
– Опять скоро. Не только я размякла во время этого проклятого мира.
Она искоса посмотрела на него, рассматривая его высокую крепкую фигуру. Они стали любовниками более трех с половиной лет назад, познакомившись на роскошных похоронах его жены, и за эти годы Гизела хорошо усвоила, на что он способен. Чуть заметная улыбка приподняла уголки ее губ. Она даже обнаружила у него такие «способности», о которых он и не подозревал.
Ноздри ее расширились от чувственных воспоминаний. Лучше всего было сразу же после битвы. Прошлый май, битва при Зусмарсе… сотни тысяч имперских солдат погибли. Его собственные полки уничтожены, но фон Меклен все же пришел к ней. Даже сейчас она, казалось, слышала тяжелый стук его сапог по деревянному полу купеческого дома, где они встретились.
