Сандра Паретти - Роза и меч
Благодаря тебе, – настаивал отец. Ему было жаль вращать ее к действительности. Но это было неизбежно. – Послушай, Каролина, у меня есть вести из Фонтенбло. Император действительно отрекся, но что побудило его к этому, я не знаю. Однако могу предположить, что его вынудили маршалы.
– Что ты задумал? Что ты еще собираешься предпринять?
– Фуше на нашей стороне, а такой человек, как Фуше, может многое. – Он взял в руки подсвечник. – Пойдем в мой кабинет, я объясню тебе свой план.
Каролина молча пошла рядом. В мыслях она все еще была на празднике. В левой руке у нее была зажата записка, которую на прощание сунул ей герцог Беломер. Граф открыл свой рабочий кабинет, замкнул дверь и поставил подсвечник на письменный стол.
– Что за человек, собственно, герцог Беломер? – Каролина почувствовала испытующий взгляд отца и спохватилась, что уже второй раз спрашивала его о герцоге Беломере.
Он помедлил.
– Для многих женщин он полубог и, как говорят, обходительный любовник. Для многих мужчин тщеславный, пустой франт. Для меня он трагическая фигура, человек, делающий вид, что он забыл то, что не вправе забывать, – он вновь посмотрел на нее. – Может, и хорошо, что ты спрашиваешь меня о нем. Может, ты лучше поймешь меня, если узнаешь его историю. Ибо он сделал то, чего бы никогда не смог сделать я, – он изменил самому себе.
Каролина редко видела своего отца таким серьезным. Она почувствовала, как мало она его, в сущности, знает. Ее вдруг охватил страх, страх перед тем днем, когда отца не станет.
– Я была бы рада понять тебя, – произнесла она.
– Герцоги Беломеры были самыми богатыми и гордыми в Бургундии, – начал он. – Их владения в окрестностях Лиона были красивейшими во всей Франции, их шелкопрядильни – самыми крупными в Европе, их корабли – маленькой морской державой. Родовой замок хранил такие сокровища, которым завидовали короли. Они были настолько всесильны, что даже революция не посмела тронуть их. Вплоть до 1793 года, пока конвент Фуше не потребовал покарать мятежный Лион. И Фуше проделал это на свой манер. Гильотина была для него слишком медленной. Он приказал сотнями гнать жертвы на равнину Брото, по другую сторону Роны, под пушечный и ружейный огонь. Трупы сбрасывали в реку. – Граф нервно прошелся по комнате, потом продолжил: – Вся семья Беломер была истреблена – в один день. Сирилл Микслаиж, тогдашний четырнадцатилетний герцог, также появился в списках мертвых, но как оказалось позже, он чудом остался жив, ему удалось бежать в Англию, к своей бабушке, с которой он и был у нас в гостях. Вот его история.
– Но он показался мне весьма легкомысленным.
– Да, это вечно улыбающийся, подтрунивающий над всеми щеголь. Он никогда не вспоминает о прошлом. Похоже, что он все забыл, словно этого никогда и не было. Я не хочу судить, но я не понимаю его. Он должен был бы мстить. Я бы на его месте поступил именно так. Франция до сих пор не забыла Фуше эту бойню и никогда не простит ему, лишь он один…
Каролина слушала отца с опущенной головой.
– И с этим Фуше ты теперь заодно? Ты ведь так сказал?
Граф ответил не сразу. Потом он медленно произнес:
– Я всего лишь использую его. Иногда приходится идти на сделку и с самим чертом.
На следующее утро после праздника салон Каролины был заполнен цветами. На серебряном подносе лежала гора приглашений на различные торжества, просьбы о свидании.
Каролина наслаждалась волнующей и запутанной игрой, в центре которой она неожиданно оказалась. Весь Париж добивался ее благосклонности, и она с удивленной улыбкой позволяла это. В течение одной недели она добилась того, что имя Ромм-Аллери никто больше не связывал с самым верным наполеоновским генералом, а все вспоминали лишь девушку с черными как смоль волосами и загадочными серыми глазами, чарующую мелодию ее движений, ее смех…
Дни пронеслись как одно мгновение. Когда Каролина поздним апрельским вечером вернулась из театра, ее в холле ждал отец. Она без слов поняла его и молча проследовала за ним в его кабинет.
Он показал на карту, разложенную на письменном столе.
– Это путь следования Наполеона – двадцатого апреля он отправится из Фонтенбло на Эльбу. Ты перехватишь его двадцать первого в Невере. Он путешествует инкогнито, под именем Кэмпелл, – граф замолк и посмотрел ей в лицо. – Каролина, теперь все в твоих руках. Ты должна убедить императора, что мы готовы. Если он появится здесь, мы ударим.
Каролина кивнула. Она все еще не могла забыть бурный скандал, разразившийся во время последнего акта «Британика» Расина в театре.
– Ты кое-что пропустил сегодня вечером, – сказала она. – Произошла настоящая битва между сторонниками Бурбонов и Наполеона.
– В театре?
– Да, из-за декорации – с золотым орлом. Приверженцы короля почувствовали себя оскорбленными этим наполеоновским символом и прервали спектакль. Публика моментально разделилась на два лагеря. Людовик XVIII, который тоже там был, покинул свою ложу.
– Если бы в этот миг появился Наполеон, Париж принадлежал бы ему. И он будет принадлежать ему, скажи императору, что мы готовы. – Он обнял ее. – Симон ждет тебя. И помни, если здесь что-то произойдет, ты ничего не знаешь. Ты была в Руане, у твоего дяди. Счастливого пути! – Они поцеловались, и Каролина поспешила в свою комнату, чтобы собраться и переодеться в дорогу.
9
Сверху донизу пропыленная карета со скрипом остановилась у постоялого двора «К золотому павлину» на выезде из Невера. Симону стоило немалых усилий остановить лошадей. Они были словно оглушены теплым ураганным юго-западным ветром, против которого им пришлось тянуться несколько часов подряд.
Стоило Каролине выйти из кареты, как вихрь тут же сорвал капюшон с ее головы. Она раскинула и стороны руки, наслаждаясь силой бури; это было не хуже освежающей ванны после бесконечного пути, от которого у нее одеревенело все тело. Она посмотрела на вытянутое, облупившееся строение с серой, выступающей вперед гонтовой кровлей и высокими каминами, из которых в черное небо вылетали искры. Факелы по обе стороны ворот задул ветер. Лишь из щелей в закрытых ставнях просачивался свет.
Симон молча принялся распрягать лошадей. Он был против путешествия в Невер, это было видно по нему без слов, и даже Каролина на какое-то мгновение почувствовала себя неуверенно. Но потом она решительно надвинула на лоб капюшон своей синей дорожной накидки, подобрала юбки и вступила на вымощенную камнем дорожку.
Из темной ниши выскользнула фигура и распахнула перед ней дверь. Густой табачный дым, смешанный с запахом вина и пропотевшей одежды ломовых извозчиков, кругом сидевших на скамейках, наполнял низкое помещение со сводчатым белым потолком. Шум голосов мгновенно затих, как только Каролина начала пробираться между столами к длинной, пестро расписанной деревянной стойке. Ее словно прогнали сквозь строй шпицрутенов под этими назойливыми взглядами и нескромными замечаниями подвыпивших мужчин.
