Виктория Холт - Сестры-соперницы

— Ты собираешься выйти замуж за слепого?

— Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Так наш отец относится к матери.

— Таких, как они, немного. Я уныло согласилась с ней.

— К тому же жизнь была бы пресной, если бы все были похожи на них. Я хочу, чтобы мой брак был иным. Вряд ли их чувства назовешь волнующими.

— Не думаю, что есть более волнующие чувства, чем те, которые возникают у матери при вести о том, что корабль отца показался на горизонте.

— Ну, все зависит от того, что мы вкладываем в понятие «волнующие чувства».

— Ты, как всегда, не желаешь принимать вещи такими, какие они есть на самом деле. Тебе постоянно нужно что-то ставить под сомнение, до чего-то докапываться и в результате, все испортить.

— Мне просто хочется знать правду, — заявила моя сестра. — Кстати, любопытно, что сейчас происходит в замке Пейлинг.

— Странно, что до нас не доходят никакие вести.

— Ты думаешь, их пригласят сюда?

— Только когда уедет отец. Он явно не любит Сенару. Она не хотела, чтобы они с мамой поженились. Она ревновала… не хотела, чтобы кто-то встал между ней и матерью. Она очень любила маму.

— А я думаю, что она сама хотела выйти за него.

— Тогда это еще интереснее. Как здорово было бы прочитать дневник нашей матери! Там должно быть все о Сенаре, о матери Сенары и о нашем дедушке в молодости. А ты уже начала писать, Берсаба?

— Нет, — коротко ответила она.

— А собираешься?

— Когда появится что-нибудь достаточно интересное.

— Ты считаешь, что прибытие Сенары и Карлотты — недостаточно интересное событие?

— Следует подождать… — Она поколебалась, а затем продолжила:

— Я тебе хочу кое-что сказать. Я чувствую, что скоро из Пейлинга кто-то приедет.

— Так кто же приедет? Она улыбнулась.

— Возможно, Бастиан.

Приехал не Бастиан. Приехала Сенара со своей дочерью. Интересно, знали ли они о том, что отец уехал?

Сенара воскликнула:

— Так значит, ваша мать уехала… Мы рассказали ей об отъезде наших родителей в Плимут.

— А кто за хозяина?

— Мой брат Фенимор, — ответила я. — А мы с Берсабой за хозяек.

— Вы очень мило приняли нас, — заявила Карлотта с лицемерной улыбкой, напомнившей нам о том, что мы не выполняем своих обязанностей.

Берсаба сообщила, что Фенимор отправился объезжать имение, и тут же отдала приказания конюхам заняться лошадьми. Мы повели гостей в холл.

— Чудное, уютное местечко, — сказала Сенара. — Мне оно всегда казалось таким. Замок гораздо мрачнее.

— Зато он больше, — возразила Карлотта.

— Мама будет очень жалеть о том, что вы не застали ее, — сказала Берсаба.

Мне трудно было представить, чтобы наша мать, находясь рядом с отцом, жалела о какой-то несостоявшейся встрече. Пожалуй, она будет даже довольна, поскольку знает о том, что эти гости неприятны отцу.

— Я распоряжусь о комнате, — сказала я и вышла. Когда я вернулась, Берсаба и гостьи сидели в малой гостиной, а служанка расставляла на столе вина и пирожные — обычное угощение для прибывших с дороги.

— Я была удивлена тем, что ваша мать не присылает нам приглашения, заметила Сенара.

— Это потому, что здесь находится отец, — объяснила Берсаба. — Когда он приезжает, они бывают так заняты друг другом, что у них просто не остается времени ни на что другое. Так было всегда.

— Ваша мать влюбилась в него, когда была совсем девочкой, моложе, чем вы сейчас, — сказала Сенара.

— И до сих пор влюблена, — вызывающе сказала я, словно мать нуждалась в защите.

— Увы, не всем доведется найти такое счастье в семейной жизни, подытожила Сенара. Она улыбнулась Карлотте и добавила:

— Давай сообщим сестрам новость. Полагаю, что мне следовало бы подождать возвращения вашей матери. Ей нужно бы узнать первой. Но вы, я вижу, сгораете от любопытства.

— Что это за новость? — спросила Берсаба.

— Карлотте уже сделали предложение.

— Уже… но кто же?

Я мысленно представила себе всех соседей. Кроллы, Тренты, Лэмптоны… Конечно, ни один из этих молодых людей не будет достойной парой Карлотте, изо всех сил старавшейся доказать свое чуть ли не королевское происхождение.

— Ей следует подумать, верно, Карлотта? Это не та партия, на которую она могла бы рассчитывать в Испании, но, с другой стороны, это объединит наши семьи, а я никогда не забуду о том, что провела здесь детство.

— Кто же это? — резко спросила Берсаба.

— Ваш кузен, Бастиан. Он просил ее руки. Я сидела рядом с Берсабой и поэтому почувствовала, как она вздрогнула, словно от удара. Эта новость поразила и меня, но сестра была, по-моему, глубоко потрясена.

Я немедленно заговорила, чтобы избавить от этой необходимости Берсабу:

— Так быстро? Как вы можете быть уверены в чувствах Бастиана? А что думают по этому поводу тетя Мелани и дядя Коннелл?

— Они говорят, что Бастиан все решает сам. Он уже взрослый, он сам хозяин своей судьбы, а в глубине его любви нельзя сомневаться, верно, Карлотта?

— Он очень хочет жениться на мне.

— А ты хочешь за него? — робко спросила я. На ее губах появилась улыбка.

— Я не уверена. Ему придется подождать ответа.

— Мы покинули Пейлинг, чтобы Карлотта смогла обдумать это предложение в спокойной обстановке, — пояснила Сенара.

— Мне хотелось бы знать, что вы об этом думаете, — сказала Карлотта. Будете ли вы рады принять меня в свою семью? Я хотела бы знать мнение сестер. — Она посмотрела на Берсабу, неподвижно стоявшую с опущенными глазами. Конечно, — продолжала Карлотта, — я сама, независимо от того, что вы скажете, приму решение относительно брака с Бастианом. — Она вновь взглянула на Берсабу. — И что-то подсказывает мне принять его предложение.

Атмосфера наполнилась враждебностью. Я ощущала это сильнее других, поскольку понимала, что испытывает Берсаба. Я вспомнила Касвеллина, его горящие глаза, его голос:

— Они принесут несчастье, если останутся здесь! Неужели пророчество уже сбылось?

Часть вторая

БЕРСАБА

ЖАБА В ПОСТЕЛИ

Как-то раз я сказала, что начну вести дневник только тогда, когда произойдет что-нибудь значительное. Но я не думала, что это будет событие, разбившее мое сердце. Я оскорблена и унижена, но в первую очередь, думаю, все-таки разгневана. Мой гнев смягчается тем, что я прячу его от окружающих; он продолжает тлеть в моей груди, как костер, угли которого прикрыты золой, в ожидании мгновения, когда кто-нибудь раздует пламя, и тогда, мне кажется, я смогу убить того, кто довел меня до этого состояния.